Книга Риск, засада, пистолет, страница 15 – Марина Серова

— Танечка! — Он очень обрадовался мне. — Конечно, приезжайте, прямо сейчас, я буду счастлив вас видеть!

Ах, до чего же приятно! Я быстро подкрасилась, махнула щеткой по волосам и отправилась на встречу с Валентином Николаевичем.

— Сударыня, вы хорошеете с каждым днем, — радушно встретил он меня. — Весна вам к лицу, Танечка!

Все-таки не понимаю я феминисток. Нет, отстаивать свои права, конечно, необходимо, я сама этого чисто мужского пренебрежения к себе и своей работе нахлебалась полной ложкой! Но отказываться от комплиментов, не позволить снять с себя пальто, возмутиться тем, что тебя пропускают вперед, — нет, не понимаю. Да и не так уж часто мужчины балуют нас подобным вниманием. А может, это просто вид защитной реакции? Раз мужчины все равно за нами не ухаживают, то будем считать, что это мы сами требуем к себе такого отношения.

Но Валентин Николаевич, несомненно, был человеком старой школы. Сняв с меня куртку и ненавязчиво поддерживая под локоток, он проводил меня по длинному узкому коридору и деликатно пропустил в комнату.

Тут я, конечно, все испортила. Не знаю уж, что он обо мне подумал, но я просто застыла на пороге как зачарованная, разглядывая обстановку небольшой уютной комнаты. И рот у меня, наверно, был раскрыт от восторга. В центре стоял круглый стол, накрытый тяжелой, почти до пола оранжевой плюшевой скатертью с бахромой. Точно над столом висел настоящий шелковый абажур. Диван у стены был старинной конструкции, с очень высокой мягкой спинкой и узкой полочкой наверху. Вдоль другой стены стояла массивная, темного дерева горка, вся разукрашенная изумительной резьбой, каким-то плодово-ягодным орнаментом. А у окна, предел моих девичьих мечтаний, старинное кресло-качалка с небрежно переброшенным через ручку красивым чернo-зеленым пледом…

— Я такое только в кино видела! — выдохнула я наконец. — Как вам удалось сохранить всю эту красоту?

— А, не ожидали, что попадете в лавку старьевщика! — Хозяин расплылся в самодовольной улыбке. Он явно получал наслаждение от моего восторга.

— Ничего себе старье… Это же самый настоящий антиквариат — музейные ценности.

Все вещи действительно выглядели безупречно. Мебель сияла полировкой, царапины, если они когда-то и были, тщательно затерты. Тут я обратила внимание на фигурки, стоящие на диванной полочке, и подошла поближе. Передо мной, выстроившись по росту, стояли семь беленьких мраморных слоников.

— Ой! — сказала я. — Слоники. Семь мраморных слоников на диванной полочке — это к счастью! — Я подняла на Валентина Николаевича сияющие глаза. — Тот самый главный признак мещанского быта, который так долго и усердно обличали! Мне бабушка рассказывала. Это ведь они, правда?

— Разумеется, — благосклонно кивнул он.

— А фикуса у вас нет? — Он ведь тоже входил в непременный ассортимент мещанства.

— А вот фикуса нет. Знаете, сейчас это растение довольно трудно приобрести, редкость.

— Ничего, у вас и без фикуса очень интересно, как в музее…

— Но у меня, слава богу, все-таки не музей. И вообще я считаю, что вещи должны быть для человека, а не человек для вещей. Помните, наверно, замечательный лозунг был у нас одно время: «Все для человека!» Я и стараюсь его придерживаться. Так что можете здесь все трогать, брать, разглядывать… Любопытствуйте, а я пока на кухню, чаем займусь.

Позволением любопытствовать я воспользовалась в полной мере. Понянчив слоников, я поводила пальцем по резным виноградным гроздьям, украшающим горку, и чуть не умерла от зависти, разглядывая ее содержимое — посуду тончайшего фарфора. Пощупала абажур и подергала его за бахрому, погладила мягкий и упругий плюш скатерти и, на сладкое, упала в кресло-качалку.

Да, я никогда не сомневалась, что настоящее старинное кресло-качалка именно такое. Как это Валентин Николаевич сказал, «вещи для человека». Так вот, эта старинная вещь делалась в свое время именно для человека! Подставочка приняла мои ноги так, что они оказались в самом удобном положении, мягкий валик под поясницей не давил, а комфортно поддерживал, мои плечи, откинувшиеся на удобную спинку, расслабились. Легкое, мерное покачивание убаюкивало. Так что, когда счастливый хозяин этого чудеснейшего предмета мебели позвал меня из кухни, я только из чувства долга и полученного воспитания заставила себя покинуть самое уютное кресло в мире.

— Все, у меня теперь есть цель в жизни, — объявила я, появившись на кухне. — Я не успокоюсь, пока не обзаведусь таким же креслом-качалкой. Это что-то уникальное, наверняка его делал сам старик Страдивари, признавайтесь!

— Пожалуй, вы правы, Танечка. — Валентин Николаевич явно был польщен. — Мастер, изготовивший это кресло, может считаться Страдивари мебельного дела. А теперь, прошу, сейчас я вас побалую чайком, настоящим. Садитесь, кухня у меня просторная, так что давайте здесь останемся, не люблю я, честно говоря, с подносами по квартире дефилировать.

Кухня действительно была просторная и удивительно современная. Вдоль стены в одну общую панель встроены мойка, плита, стиральная машина, тумбочки и холодильник. Над плитой плоская вытяжка, на специальной тумбочке стоит СВЧ-печка. Все очень рационально и стерильно.

— Сейчас все пьют кофе, — продолжал ворковать Валентин Николаевич, — не понимая, что и генетически, и климатически, и исходя из общего состава питания, одним словом, исторически русскому человеку необходимо пить чай! Это ведь не случайно именно в нашей стране изобрели самовар. Учтите, еще триста лет назад наши с вами предки торжественно пили чай из самовара. А кофе что — плебейский напиток. Тем более тот, который употребляют у нас, — бросил в стакан ложку порошковой дряни, залил водой и пей. Это ведь и не кофе даже, а так, сплошной обман организма.

Аккуратно, экономными движениями достал из висячего шкафчика с дверцами из матового стекла фарфоровые чашечки, до того тонкие, просто полупрозрачные. Ополоснул их кипятком, поставил на стол.

— Обратите внимание, в народе бытует совершенно варварское представление, что заварочный чайник нужно укутывать. Накрывают полотенцами, сажают каких-то кошмарных ватных петухов, кукол… Запомните, Танечка, раз и навсегда, только льняная салфетка! — Валентин Николаевич сдернул с фарфорового чайничка квадратный кусок желтого полотна и помахал им передо мной. — Именно льняная салфетка удерживает летучие масла, но при этом не «запаривает» напиток. Вот, пожалуйста.

Он наполнил стоящие перед нами чашечки темной ароматной жидкостью.

— Настоящий чай надо заваривать именно так. Знаете, что говорят англичане? «В чайник надо положить по ложечке заварки для каждого и еще одну ложечку для господина Чайника». Эти, конечно, в свое время умели пить чай.

Валентин Николаевич поставил одну из чашечек передо мной, сам взял вторую и сел.

— Попробуйте. И вы согласитесь, что это просто грех перебивать вкус настоящего чая разными добавками!

Я осторожно взяла чашечку, поднесла к губам и на секунду замерла, вдыхая аромат. Судя по тому, каким довольным стало лицо Валентина Николаевича, он рассчитывал именно на это. Сделав маленький глоток, я прислушалась к своим ощущениям, потом кивнула: