Книга Картина с кляксой, страница 15 – Валерий Гусев

Тетя Зина села у окна, на фоне итальянской шторы, и стала петь итальянские народные песни. Конечно, лучше бы она этого не делала. Голос у тети Зины чуть-чуть мелодичнее пантюхинской козы. Зато играла она классно. Даже наш Алешка рот раскрыл и глаза распахнул. А его хохолок на макушке вздрагивал от восхищения.

Пальцы тети Зины стремительно летали над грифом и нежно порхали по струнам. Всякие красивые мелодии заполнили комнату. И казалось, разливаются из окна по всему белому свету. И белый свет от этого становится еще прекраснее…

Да… в Италии не щелкают жареные семечки. Зато какая там музыка.

Когда тетя Зина отложила гитару, мама сердечно обняла подругу, а папа еще раз поцеловал ей руку. Мне даже показалось, что Алешка готов сделать то же самое. Но он сделал другое.

Тетя Зина набрала в пакет всякие фрукты со стола и протянула его Алешке.

– Я знаю, – сказала она, – вы завтра идете на рыбалку. Вот и заправитесь перед походом.

– Неее! – отказался он. – Мы утром схомячим по бутеру…

– Алексей! – Мама почти что взвизгнула. – Выбирай выражения! Ты не в кабаке! – Алешка в кабаке еще не бывал, но, наверное, догадывался, что там выражаются еще круче. Поэтому он просто сделал большие удивленные глаза. – Ты бы еще сказал: «Схаваем по ломтяре»!

– Класс! – Алешка восхитился. – Не забыть бы.

Тут все рассмеялись, и фруктовый вечер благополучно завершился. Мама и папа поблагодарили тетю Зину, Алешка все-таки забрал пакет с фруктами, и мы пошли домой ночевать в своем бесколесном фургоне.

Ночь уже началась. Висела белая луна над черным лесом, стрекотали бессонные кузнечики и сонно попискивали птички в своих гнездах. Пахло травой и цветами.

Мы с Алешкой шли впереди, а папа с мамой сзади. Но это ничего не значит – в эту тихую лунную ночь мы слышали все, о чем они говорили.

– Не надо над ней смеяться, – сказал папа. – Она одинокая, не очень счастливая женщина, которой хочется быть интересной. Чтобы не проходили мимо нее без внимания.

– Ты поэтому ей руку поцеловал?

– Ты что, мать, ревнуешь?

– Нет, Сережа, – просто ответила мама. – Я ведь знаю, что, кроме меня и наших разбойников, никто тебе не нужен. – Мы с Алешкой тоже это знаем. Но тут мама, помолчав, добавила с грустью: – Разве что твоя работа…

И, подтверждая эти слова, в папином кармане заверещал мобильный.

И луна уже не та, и кузнечики смолкли, и птички задремали. Звонил, конечно, майор Злобин. Наверное, после допроса Виталика. Папа отделывался только междометиями: «Да… Ага… И что?.. Ну-ну… Я завтра утром зайду. Спокойной ночи, майор». И сунул мобильный в карман.

– Ну что? – спросила мама. – Труба зовет?

– Этот майор, – сказал папа, – похоже, не очень умный человек. Не профессионал в своем деле, во всяком случае. Не будем сейчас об этом. Смотри, какая луна.

– Как в нашей молодости, – согласилась мама. Но все-таки немного с грустью. Как будто в их молодости и луна была моложе.

– Как тебе фруктовый вечер? – спросила мама.

– Он был прекрасен. – Папа сладко потянулся. – Но я все-таки съел бы перед сном что-нибудь помяснее. Чтобы одуванчики не снились. А вы, – он повернулся к нам, – разговоров не дождетесь. Умыться и – марш на верхнюю палубу.

– Умываться не буду, – довольно мирно сказал Алешка. – Смысла нет. Только умоешься, только уснешь – и опять умываться. На утреннем рассвете.

– Логично, – тоже мирно согласился папа. – По этой логике можно и не мыться целый год. И футболки не менять.

– Это здесь при чем? – спросила мама.

– А как же! Не успел он чистую футболку надеть, а она уже в стирку просится. Подождет, Леш?

– Не дождется, – сказала мама. – Ты, отец, тоже хорош. Бреешься через день. И руки перед едой не моешь.

– Я в отпуске, – поспешил папа. – Могу я отдохнуть от ежедневного бритья?

– Я, между прочим, тоже в отпуске. Однако глаза крашу каждое утро.

– Это у тебя хобби, развлечение, – сказал папа, – а бритье – обязанность. Ты отдыхаешь, когда красишь свои длинные ресницы, а я устаю, когда бреюсь.

– Дим, пойдем спать, – притворно зевнул Алешка. Это он точно сказал. Когда родители ссорятся, детям лучше держаться от них подальше. Где-нибудь на верхней палубе.

Алешка забрал пакет с фруктами, тарелку и нож с вилкой.

– Буду тренироваться.

– Сначала умыться! – строго сказала мама.

– Утром, – сказал Алешка. – Во вторник. После тренировки. На вечернем закате.

– Где-то в сентябре, – добавил папа.

Я с удовольствием улегся на свой матрас и натянул одеяло до ушей.

– Ты что! – возмутился Алешка. – А слушать кто будет?

– Потом, – пробормотал я. – Во вторник, в сентябре.

Алешка помолчал. Потом сказал:

– Правильно, Дим. Надо немного подождать. Они сначала о нас поговорят, а уж потом про майора Злобина. Можешь поспать целых пять минут. А я пока окрестности обоздрю.

– Обозришь, – сонно поправил я.

Папин бинокль не простой. Он еще и ночного видения. Так что Алешке нескучно было. И я сквозь сон слушал:

– Тетя Зина грустит у плетня. Дед Строганов… Дим, ты смотри, он сам маленький, а таскает всегда такие большие доски. – Тут он помолчал опять. – Это не доски, Дим. Он вышел из дома и пошел в свой рабочий сарай. И несет, Дим, кастрюлю. Двумя руками. Он, наверное, свиней стал разводить… В сарае свет зажегся. Хороший у папы бинокль: все видно. Но ни капельки не слышно… Обратно идет – кастрюля в одной руке. Наверное, в кормушку ее вывалил. Ты спишь, что ли?

Я спал. Без всяких «что ли». Алешка меня пожалел и разговор папы и мамы прослушал без моего участия. Почти весь. Но до самого важного места. А что было до этого места, он мне потом пересказал. Интересная штука получилась. Загадочная тайна, как сказал Алешка. Или тайная загадка, не помню точно…

Сначала папа сказал:

– Да, недалекий человек этот майор. Допросы он провел совершенно бездарно. И по его словам, «подозреваемый гражданин Пищухин имеет бесспорное алиби, так как на момент противоправных действий неизвестных лиц в музее употреблял спиртные напитки с гражданином Строгановым». Лихо?

– А что тебе не нравится?

– Тактика допроса. Тупая и примитивная. «Ты с ним пил? Пил. А ты с ним? Тоже пил». Стало быть, пили вместе – алиби безупречное.

Папа был недоволен и даже рассержен. Он не любил плохой работы. Особенно если это работа с людьми.

Мама, чтобы он успокоился, схитрила и спросила:

– Ну, а ты, отец, какую бы тактику применил?

– Элементарную.