Онлайн книга «Картина с кляксой»
|
…Алешка вошел в сарай, постоял молча и почти не дыша. Прислушался. Включил фонарик. Ну и что? Гробы как гробы. Новенькие, строганные. Они пахли свежей сосной и елью. И были пустые, хоть и накрыты крышками – Алешка на всякий случай постучал по одной костяшками пальцев и не услышал в ответ недовольное «кто там еще?», а только гулкий отзвук. Луч света пробежался по этим фирменным изделиям деда Строганова и замер на гробе, который был открыт. Его крышка лежала рядом, и на ней распласталась широкополая шляпа. В гробу что-то находилось. Такое из себя храпящее. Оно что-то почуяло и прервало храп. Над гробом поднялся… череп. С блестящими глазами, в которых отражался свет фонарика. – Убери свет, – сказал череп человеческим голосом. Это был не совсем череп. Это была совсем лысая голова художника Славского. – Здравствуйте, – вежливо сказал Алешка. – Ты кто? Чего надо? Свет убери. – Лежите, лежите, – сказал Алешка. – Не беспокойтесь. Скоро за вами придут. Пришли. Но совсем не те… За спиной Алешки щелкнул выключатель. Стало светло – гробы от радости засветились гладко строганными досками. И лысина Славского обрадовалась яркому свету – заиграла веселыми зайчиками. Алешка обернулся: в дверях стоял бесподобный Виталик. За ним не то что не было видно двери – за ним полстены не угадать. Никакой щелочки, чтобы улизнуть. Но – самое интересное – на Алешку ноль внимания. Комару и то большая честь. – Это… – Виталик ворочал челюстью с трудом. – Там… это… все готово – велели сказать. Машину я подогнал. Ехайте. – А картины? – Славский, вылезая из гроба, нахлобучил на лысину шляпу. – Он сказал: потом. Никуда не денутся. А за вами уже идут. По старым делам. Славский вытащил из гроба сумку, перекинул ее через плечо и сказал: – Я готов. – Ну и ехайте. – А этого шплинта, – Славский кивнул в Алешкину сторону, – придержи здесь. До утра хотя бы. – Никуда не денется. Я его в гроб заколочу. – А вот и нет! – сказал Алешка. – На себя посмотри. Как ни странно, сработало. Виталик начал тупо оглядывать свой пивной живот. Однако Лешку из вида не упустил. Посторонился, пропуская Славского, и снова непробиваемо загородил дверь. – Слышь, шплинт, садись вон тама, а я вот тута. – Так и будем сидеть? – Так и будем. Как сказано. – И сколько? – Сколько надо. – Он запер дверь. – Сиди и молчи. Сидеть и молчать для Алешки хуже овсянки на завтрак. Но он нашел себе дело: стал думать о том, как бы удрать отсюда, из этой гробовой мастерской, с минимальными потерями. И успеть предупредить папу о том, что смылся Славский. Алешка не сомневался: кража в музее сделана его руками. Пока Алешка думал, Виталик задремал. Он спал, закрыв глаза, но распахнув рот. И Алешка надумал… Он поставил локти на колени, уложил подбородок в ладошки и уставился взглядом в дремлющего Виталика. Наконец тот вскинул голову и недовольно спросил: – Чего вылупился? – Больно надо, – сказал Алешка. – Не ври! По глазам вижу. Ну тут уж Виталик хватил. Когда Алешка врет, это сплошная голубоглазая безмятежность и невинное хлопанье ресниц. – Я не вру. Так просто смотрю. – И чего увидел? – Виталик рьяно зевнул во всю свою золотую пасть. – Муха вам в рот залетела. Когда вы спали. – Ну? – И не вылетела. Там осталась. – Ну? – Виталик, конечно, не догадывался, что его ждет. – Она, наверное, вниз опустилась. Туда. – Алешка показал пальцем на его выпуклый живот. – Так ей и надо, – ухмыльнулся Виталик. – Сдохнет. Алешка пожал плечами: – Может, сдохнет. А может, детей выведет. Жратвы им там много, тепло… – Ты что несешь, шплинт? – Похоже, глупый Виталик встревожился. – Нам в школе один врач рассказывал. Про такой случай. Потом они у этого дядьки из носа вылетали. Он чуть с ума не сошел. Даже на работу перестал ходить. – Алешку понесло: врать так врать. – Хотите, послушаю? Виталик ошалело кивнул. Алешка приложил ухо к его брюху и долго молчал. Потом сказал: – Не дышите. – Ну, чего там? – Жужжит. Наверное, гнездо вьет. – А чего делать-то? Алешка подумал. – Ее утопить надо. Выпейте побольше воды. Она захлебнется. – Сам воду пей. – Виталик вскочил, отпер дверь. – Сиди тихо. Я за пивом схожу. – Побольше берите, – посоветовал Алешка. – Вдруг она водоплавающая. – Сам знаю! Будет он мне советовать! Виталик захлопнул и запер дверь. Хорошо иметь дело с дураками. Когда мне Алешка об этом рассказывал, я еще вот о чем подумал. Музей закрывался в пять часов вечера, а пивные ларьки работают до десяти. Что-то тут неправильно. Конечно, я не думаю, что в музей пойдет кто-то на ночь глядя. Но, наверное, не совсем здорово, когда вечером люди ходят за пивом. Но больше всего я думал о том, как наш отважный Алешка остался один в этом страшном сарае, полном до самой крыши свеженькими гробами. – Страшно было? – спросил я. – Не очень. – Почему? – Потому что, – ответил он просто, – я жуликов не люблю. Наверное, это у него от папы. Ведь папе, наверное, тоже бывало страшно. Но он тоже жуликов не любит… …Алешка обошел сарай, не поленился и не побоялся заглянуть зачем-то в каждый гроб, хмыкнул, усмехнулся, покрутил пальцем у виска и пробормотал: «Улетно!» На всякий случай подергал двери, посмотрел на окошко – узенькое, под потолком, забранное ржавой решеткой: даже худенькая кошка не пролезет. Одна надежда на муху и пиво. Вскоре вернулся озабоченный Виталик, поставил на пол пакеты с баллонами пива. Запер дверь, уселся. – Будешь? – спросил он Алешку, свинчивая пробку с горлышка. Видно, по дороге уже успел хлебнуть. – Я пиво не пью, – вежливо отказался Алешка. – А что ты пьешь? Колу? – Шампанское. Виталик весело заржал. – Клево! А ты ничего пацан. – Тут он вспомнил про муху: – Послушай-ка, жужжит? Алешка послушал: – Жужжит. Весело. – А ты не врешь? – Ну сами послушайте, если не верите. Виталик попробовал: не получилось. Да и вряд ли кому-нибудь это удалось – послушать своим ухом свое брюхо. |