Книга Я - ваши неприятности, страница 18 – Татьяна Полякова

Дети все еще играли в мяч, а взрослые с интересом на нас поглядывали. Я обрадовалась: при некотором скоплении народа даже бандит не станет кидаться на женщину. Между тем Циркач, проявляя трогательную заботу, усадил меня на переднее сиденье, а сам устроился на земле по соседству.

— Больно? — спросил тревожно.

— Сережа, вы, пожалуйста, не беспокойтесь, — залепетала я. — Мне так неудобно…

— Значит, больно, — кивнул он.

— Вовсе нет, то есть немного. Пока до города доедем, все пройдет.

Циркач стал рассматривать мою лодыжку, осторожно водя по ней ладонью. В этом не было ничего общего с желанием по-дружески помочь. Может, кто-то и назвал бы это массажем, но уж точно не я.

Тут он поднял голову и посмотрел на меня. Я покраснела и торопливо убрала ногу. Дыхание при этом у меня сбилось. Кстати, у него тоже. Если это не любовная сцена, то я не знаю, чего ждет публика.

— Нам пора возвращаться, — сказала я, пряча глаза.

Всю обратную дорогу мы ощущали некоторую неловкость, заметно волновались и говорили мало. Дело было не в количестве слов, а в интонации. Если так пойдет дальше, к концу недели я смогу рапортовать Серафиме о безусловных успехах.

Телефон в сумке напомнил о своем существовании. Тетка Серафима сильно гневалась.

— Мы, кажется, договорились, что одна ты из дома не выходишь, — вещала она громко, так что Сережа, безусловно, слышал каждое слово.

— Я не одна. Я со знакомым, — попробовала я оправдаться.

— Все твои знакомые в этом городе сейчас рядом со мной и, между прочим, волнуются.

— Извини. Через десять минут буду дома, — промямлила я и отключила связь.

— Сердитая у вас тетка, — заметил Сережа. — Обо мне так и в детстве не беспокоились. Есть причина?

— Что? Ах, нет.

Конечно, нет. Просто у нее такой характер.

Мы подъехали к дому. Возле подъезда стояла “мечта бандита”, а на балконе — тетушка, Тарханов и Владимир Петрович. Значит, Серафима не искажала факты, говоря, что все собрались в ее квартире. Негритенок ожидал в машине. При нашем появлении он торопливо вышел, кинулся к моей дверце и чрезвычайно почтительно попытался извлечь меня из “восьмерки”. Хромота, как известно, за пятнадцать минут не проходит, мне пришлось морщиться и припадать на левую конечность.

— Что случилось? — трагически спросил Саша и так взглянул на Правдина, будто тот по меньшей мере откусил мне ухо. Сережа заметно стыдился. В общем, в лице одного читалось “куда ж ты смотрел?”, а в лице другого отчаянное “не уберег”. Пантомима заслуживала того, чтобы ее увидеть.

— До свидания, Сережа, — улыбаясь сквозь гримасу страдания, сказала я и, повиснув на Сашиной руке, направилась к подъезду.

Хромая женщина выглядит ужасно, с этим ничего не поделаешь, с другой стороны, я смело могла себя поздравить. Что я и сделала уже в квартире.

— Ну, — хмыкнула Серафима, — с руки ест?

— Пока нет, но уже не прочь.

— А что с ногой?

— А что с ней может быть?

— Между прочим, я волновалась. Не было уговору, что ты с ним куда-то уедешь.

— Приходится импровизировать, — пожала я плечами.

— Смею напомнить, мои хорошие, — влез в разговор Владимир Петрович. — Это не игра, а суровая действительность. Допустим, сделали вы Циркача, и что дальше?

— Как что? — удивилась тетушка. — Никак запамятовал, что затеяли мы все это не для собственного развлечения, а во спасение живота своего.

— Твоего, — услужливо поправила я. — Не стоит удаляться от истины.

— А я что сказала? — недоуменно спросила тетушка.

— Предположим, натравите вы его на Катка, и что, война в городе? — хмыкнул Владимир Петрович, настроенный чересчур критически.

— Да что ж ты безотвязный какой, — разгневалась Серафима. — По мне, хоть и война. Зато я останусь при квартире и скромных сбережениях.

— А как же Лика? По-твоему, он такой дурак, что взамен ничего не потребует? — упорствовал Владимир Петрович.

— Может, и потребует, да кто ж ему даст? Я в племяшку верю, она талантище, и ей провести такого типа плевое дело. К тому же я на страже. Все?

— Нет. Я скромно напоминаю, что Циркач — парень опасный и эти женские штучки могут вам выйти боком.

— Прекрати каркать, — разозлилась Серафима. — Раньше надо было советовать, а теперь тебя не спрашивают.

— А мне его жаль, — вдруг подал голос Илья, и сам при этом выглядел жалко, чем привел Серафиму в негодование.

— Серьезно? — спросила она. — И чем же он тебе в душу запал? Младенческой улыбкой?

— Я совершенно не в том смысле… просто… страшновато… как можно заблуждаться и вообще.

— Это в твой огород булыжник, — кивнула мне Серафима.

— Вам неприятно лицедейство? — вкрадчиво поинтересовалась я, испытывая досаду.

Илья Сергеевич торопливо заверил, что в его высказывании не было ничего личного, лишь сетование по поводу незавидной мужской доли. Классифицировав злобные выпады как приступ мужской солидарности, мы переключились на насущные проблемы. Я подробно рассказала о купании в озере, тетушка радовалась, а мужчины выглядели обиженными.

— Что следующим номером? — спросила Серафима.

— Перерыв, — ответила я.

— Почему? — заинтересовался верный друг.

Тетушка нахмурилась.

— У тебя ощущается недостаток гуманитарного образования, друг мой Вовка, — сказала она. — Читать надо классику.

— Это какую же классику я пропустил?

— Это Стендаль. Почитай на ночь, пока жена в отъезде.

— А там точно про Циркача есть?

— Откуда ж мне знать? У племяшки спрашивай.

— Вы мне надоели, — заявила я мужской половине компании. — Ваше присутствие становится обременительным. Помощи никакой, одна нездоровая критика.