Книга Куртизанка и джентльмен, страница 51 – Джулия Росс

Райдер подлил себе кофе, на сей раз без бренди.

– Ты тоже его не любишь?

– Мы не враждовали, но он всегда напоминал мне змею. Я сказал Миракл…

– Продолжай, – сказал Райдер, с трудом сохраняя самообладание. – И что же ты сказал Миракл?

Гай упал в кресло и поднял глаза на Райдера. Он ясно сознавал, какие выводы можно будет сделать из его слов.

– Когда несколько месяцев назад Хэнли предложил ей карт-бланш, предлагая стать его содержанкой, я предостерегал ее, чтобы не связывалась с ним.

В чужих руках велик не только ломоть. Райдер подавил в себе постыдный порыв задушить своего чрезмерно красивого кузена.

– Значит, вы были близки не так давно?

– Не в том смысле, как ты думаешь. Мы друзья, только и всего.

Райдер вернул чашку на поднос, не поддавшись искушению наполнить ее напитком покрепче. Ни к чему отуплять свою усталую голову дополнительной порцией бренди.

– Быть может, мы с тобой никогда не были по-настоящему близки, – сказал он. – Но все равно ты мой кузен и лучший друг Джека. И я никогда ни на миг не усомнился в твоей честности. Ты прав, мы должны поговорить о Миракл начистоту.

Гай устремил глаза в противоположный конец комнаты. Его профиль был, черт возьми, так же по-ангельски чист, как и у Джека.

– Кое-какие обстоятельства нашей встречи я могу тебе рассказать. Что до всего остального, не знаю. Половина истории принадлежит ей. Возможно, она не захочет, чтобы о ней стало известно кому-либо еще.

– Не все так просто, – сказал Райдер. – Я тоже предпочел бы о многом умолчать, что касается ее отношений со мной. Однако на карту поставлена ее жизнь. Хэнли может в любое время донести на нее за убийство. Сейчас нам лучше преодолеть собственную неловкость и ради ее спасения сообщить друг другу все, как есть на самом деле. Ничто из сказанного, разумеется, не выйдет за пределы этой комнаты.

– Хорошо, – согласился Гай. – Что ж, пожалуй, начну. Ты, верно, знаешь, что она не леди по рождению? Что она тебе рассказывала о своем воспитании?

– Не много. Сказала, что в шестилетнем возрасте была определена ученицей на хлопкопрядильную фабрику.

Гай, подняв голову, встретился с Райдером взглядом.

– Ты когда-нибудь бывал в подобных заведениях? Здесь, в Дербишире, фабрики – гордость и отрада нашей расцветающей промышленности. Ученики как следует накормлены и одеты, по воскресеньям посещают церковь. Хотя у детей рабочий день длится чрезмерно долго. Машины не останавливаются по пустякам даже в том случае, если ребенок, заснув на рабочем месте, лишается глаза, руки или жизни.

– Мне казалось, что на многих новых фабриках служба социального попечения организована образцово, разве не так?

– Так. Но для ребенка, лишенного даже самых минимальных условий нормальной жизни, семьи и материнской любви, это тяжелое существование. Так прошли пять лет ее детства: она спала на соломе вместе с сиротами в детском работном доме, трудилась долгие часы на фабрике, а каждую свободную минуту использовала для шитья и починки одежды.

– Но она не была сиротой, – сказал Райдер. – Не была. Однако отец отдал ее в ученицы.

– Он продал ее?

– Если угодно. С тех пор она больше его не видела. Кроме посещения церкви и работы, несколько часов в неделю с детьми занимались. Подмастерьев учили грамоте, чтобы из них выросли достойные христиане и более полезные рабочие.

– А для ребенка это уже ступень вверх по сравнению с обитателями работного дома и даже с семьей крестьянина-середняка.

Огонь в камине погас, угли рассыпались в пепел. Словно запутавшись в сетях безнадежности, мужчины не обращали внимания на негромкий стук.

– Жизнь крестьян в деревне тоже не сахар, – сказал Гай. – Однако в английской деревне всегда найдутся пожилые люди, которые, проработав всю жизнь в полях, все еще достаточно крепки, чтобы трудиться.

– Боже мой! Да в Уайлдшее их множество. Мы зависим от них не меньше, чем они от нас. Было бы чертовски бесчеловечно оставить умирать с голоду людей, которые всю жизнь отдали работе на герцогство.

– У вас есть и сельские школы для маленьких детей, чтобы каждому ребенку был гарантирован шанс на достойную жизнь. Вряд ли, однако, дети с фабрики доживут до старости. Их легкие забиты хлопковой пылью. Их души чахнут среди всех этих безжалостных механизмов. Девочки почти никогда не видят неба, разве что мельком. Пугало на полях и то знает, что такое ловить бабочек или мечтательно смотреть на облака.

Или на звезды…

– Что же случилось, когда Миракл исполнилось одиннадцать?

Гай потер ладонью губы, точно желая избавиться от горечи во рту.

– Однажды в воскресенье джентльмен по имени сэр Бенджамин Троттер увидел ее идущей вместе с другими детьми в церковь. Думаю, она уже тогда была исключительной красавицей, а пары минут разговора с ней было довольно, чтобы убедиться, как она умна. Сэр Бенджамин выкупил ее бумаги и взял ее в свой дом.

Где-то в глубине у Райдера шевельнулся ужас.

– В качестве кого?

Гай поморщился:

– А ты как думаешь?

– Боже мой! – Райдер вскинул голову. Отвращение и ярость вспыхнули в его сердце. – Он сразу же начал истязать ее?

– Об этом следует спросить у нее. Она сказала только, что сэр Бенджамин разрешил ей пользоваться его библиотекой. Она, кажется, испытывает к нему благодарность.

– Несмотря на то, что он развратил ее, когда она была еще ребенком?

– Я знаю только, что она какое-то время спала с ним в его постели. Когда он умер, ей было шестнадцать.

Райдер содрогнулся.

– Он ничего ей не оставил?

Гай покачал головой.

– А что ее брат?

– Диллард был тогда еще холост и работал сапожником. Он не мог ее содержать. Каковы бы ни были грехи сэра Бенджамина, он научил Миракл манерам и дал ей образование, достойное леди. Она была хорошо воспитана, а также чрезвычайно начитанна. Его родственники оставили ей одежду и некоторые безделушки, кузен дал несколько золотых монет, и она подалась в Лондон с намерением стать актрисой. Все прочие профессии были для нее недостижимы, разве что наниматься на поденные работы в деревне.

– Она отказалась возвращаться на хлопкопрядильную фабрику?

– Ты ставишь ей это в вину? Репутация ее была известна, поэтому она не могла стать ни гувернанткой, ни компаньонкой какой-нибудь леди, ни даже найти работу у галантерейщика.

Райдер вскочил и принялся расхаживать по комнате. Встретив перед собой препятствие в виде стены, он остановился и тупо уставился на кожаные переплеты книг на полках.

– Как страстно мы говорим о добродетели и чистоте, не правда ли? Я пытался понять, что заставило такую женщину, как Миракл, пойти по этой дороге. Я думал, она будет голодать.