Книга Шелковые нити, страница 37 – Патриция Райан

Олив тем временем говорила Джоанне, как она ценит возможность поговорить с ней о своих заботах.

– Вы так добры, мистрис. У вас всегда находится для меня время. И вы всегда даете дельный совет.

– Вряд ли.

– Всегда. Я не знаю ни одной женщины, которая бы так во сем разбиралась. Жаль, что моя мама не такая.

– Ну.

– Я согласна бы быть похожей на вас – такой же сильной и независимой.

– Ты сильная. Олив.

– Нет, я никогда бы не сумела вынести то, что вынесли вы и держаться с таким достоинством. Особенно после того как вы узнали, что ваш муж…

– Олив, мы… не стоит говорить обо мне.

– Я сказала что-нибудь не то мистрис?

– Нет. Конечно, нет. Просто…

– Вас огорчило, что я упомянула мастера Прюита? Я не хотела пробуждать печальные воспоминания. Я так переживала, когда узнала, что случилось.

– Олив, пожалуйста…

Девушка издала стон, полный раскаяния.

– О, простите меня, мистрис. Порой я не в состоянии сдержать свой язык.

Что-то щекочущее коснулось его босой ноги – как оказалось, усы Манфрида. Грэм отломил очередной кусочек сыра и протянул его коту на ладони. Тот уставился на сыр с таким видом, словно пытался подтянуть его к себе усилием воли.

– Олив, – сказала Джоанна, – может, расскажешь мне, что тебя тревожит?

Манфрид продолжал пялиться на сыр. Олив молчала. Грэм вздохнул.

– Есть один человек, – сказала девушка так тихо, что Грэм с трудом ее расслышал. – Я не могу назвать вам его имени.

– Почему?

– Потому что случится беда, если станет известно… что происходит между нами.

– А что происходит между вами, Олив?

Когда Олив наконец заговорила, в ее голосе слышались слезы.

– Я люблю его, мистрис. А он… любит меня.

– Это не причина для слез, – мягко заметила Джоанна. – Вот, возьми, вытри глаза.

Олив пробормотала слова благодарности.

– Это не было бы причиной для слез, если бы только… Она тяжело вздохнула. – Если бы мы могли пожениться.

– А почему вы не можете пожениться? Девушка расплакалась, повторяя сквозь рыдания:

– Это невозможно, невозможно.

– Ну-ну, успокойся. Все будет хорошо. Вот увидишь.

– Я понимаю, что должна забыть его. Все равно из этого ничего не получится. Я пыталась. Честное слово, но каждый раз, когда я вижу его… мое сердце трепещет, как пойманная птичка. Наверное, это звучит глупо, но я никогда не умела выражать свои чувства словами.

– Я очень хорошо понимаю, что ты чувствуешь.

– Правда?

Джоанна медлила с ответом, и Грэм уставился на кожаную занавеску, ожидая, когда она заговорит.

– Да, – тихо сказала она. – Да.

Манфрид ткнулся влажным носом в его руку, и Грэм осознал, что его пальцы сжались в кулак вокруг кусочка с сыром. Он разжал их, кот съел сыр, а затем вылизал его ладонь шершавым язычком.

Олив всхлипнула.

– Мне нужно идти. Мама не знает, что я здесь. Спасибо, мистрис.

Их голоса смолкли, и послышались шаги. Джоанна проводила девушку до задней двери и выпустила ее наружу. Притаившись в углу, Грэм подождал, пока Олив пройдет мимо обоих окон, затем схватил свой костыль и поднялся на ноги.

Манфрид жалобно мяукнул.

– Можешь доесть сыр, – великодушно распорядился Грэм и заковылял в гостиную.

Джоанна сидела у стола, задумчиво глядя на апельсин.

– Не могу припомнить, как с него снимают кожуру. Наверное, это всегда делали слуги.

– Дайте его сюда. – Усевшись напротив нее, Грэм взял апельсин, надкусил кожуру зубами, затем поддел ее большим пальцем и отделил от мякоти.

Джоанна закрыла глаза, вдыхая исходивший от апельсина экзотический аромат. Грэм вспомнил, как она выглядела прошлой ночью, наслаждаясь душистым паром, поднимавшимся над ванной, и задался вопросом, как бы она выглядела, занимаясь любовью.

– Иисусе! – одернул он себя. Это последнее, о чем он должен думать! Неужели его неуправляемое воображение доставило ему недостаточно неприятностей? Лучше ему держать в узде свои страстные порывы, пока он живет здесь. У него еще будет время дать им волю, когда он женится на Филиппе.

– Его зовут Деймиан, – сообщил Грэм, деловито очищая апельсин от кожуры.

– Кого?

– Тайного возлюбленного Олив.

– Откуда вы знаете?

– Слышал, как она разговаривала с ним в переулке. Я вам рассказывал, помните?

– Деймиан… – Джоанна задумалась. – В Сент-Олеивесть священник по имени Деймиан.

– Священник! – Грэм вспомнил мужчину в черном плаще, покинувшего переулок после встречи с Олив. – Вполне возможно. Священникам не чужды человеческие слабости, как и всем остальным.

– И это объясняет, почему они не могут пожениться. Но я не могу представить себе, что мужчина в возрасте отца Деймиана способен увлечь шестнадцатилетнюю девушку.

– А сколько ему лет?

– Около пятидесяти. Грэм покачал головой:

– Судя по голосу, он был гораздо моложе.

– Значит, это не он. Ах да, здесь по соседству есть молодой человек, сын Лайонела Оксуика. Мастер Лайонел – ростовщик, один из самых богатых в этой части города, а может, и во всем Лондоне. Он живет в большом каменном доме на Милк-стрит, рядом с Лефевром.

– В том, что построен из камней, которыми была вымощена римская дорога?

– Да. Уверена, вы слышали, как они постоянно скандалят друг с другом.

– Эти стычки – одно из моих главных развлечений. – Грэм закончил чистить апельсин, отломил дольку и протянул ее Джоанне.

Джоанна поднесла дольку к пламени свечи.

– Она похожа на драгоценный камень.

Ее карие глаза таинственно мерцали, и Грэму пришлось сделать над собой усилие, чтобы не глазеть на нее.

– Кажется, Олив что-то сказала об отце Деймиана, – заметил он, отделив дольку для себя. – У меня сложилось впечатление, что он не слишком обрадуется, если узнает об их отношениях.

– Не сомневаюсь. Кто знает, возможно, именно по этому поводу они все время ругаются. Эти скандалы начались несколько недель назад. – Джоанна поднесла дольку апельсина ко рту и лизнула ее с выражением восторженного предвкушения. Затем откусила половинку, слизывая потекший по губам сок.

Грэм с трудом отвел от нее глаза и, взглянув на свою дольку, обнаружил, что раздавил ее в руке. Сунув ее в рот, он разжевал сочную мякоть и проглотил вместе с семенами.