Книга Попугаи с площади Ареццо, страница 84 – Эрик-Эмманюэль Шмитт

— Мадам Сингер, какой сюрприз!

Она взглянула на Тома и улыбнулась:

— Месье Берже… Я и забыла, что вы живете на площади Ареццо.

— Если хотите знать, что я думаю, так это самое странное место в мире. Мадам Сингер, как же вы вовремя, дело в том, что я веду одно расследование, но мне не хотелось бы беспокоить месье Бидермана. Может, вы сможете мне помочь?

Она вздернула брови, готовая защищать своего шефа:

— В чем дело?

— Тут вот что. Некоторые местные жители получили анонимные письма. Нам нужно знать всех адресатов, чтобы раскрутить это дело и найти их автора. — И он протянул ей два желтых листка. — Месье или мадам Бидерман ничего такого не получали?

Мадам Сингер осторожно взяла листки, скептически пробежала глазами, и на ее лице отразилось неодобрение.

— Я не занимаюсь почтой мадам Бидерман. — Она вернула листки и добавила: — Мне кажется, месье Бидерман открывал похожий конверт. Я письма не читала, но обратила внимание на его несуразный цвет. Месье со мной об этом не говорил.

— Спасибо, мадам Сингер. Вы нам очень помогли.

Она кивнула, недовольная, что выдала крупицу своих профессиональных секретов:

— Это несущественно: мне эта анонимная записка кажется совершенно безвредной.

Натан, стоявший метрах в двух за спиной у Тома и тоже слушавший их разговор, не удержался и вставил:

— Да, но это только на первый взгляд!

Мадам Сингер, удивившись его появлению, окинула взглядом его костюм, вздохнула и твердым шагом направилась прочь:

— Всего хорошего, господа.

Натан подошел к Тому, улыбаясь:

— Она же лесбиянка, точно? Выправка как у ефрейтора. Точно: если уж она не лесбиянка, то я святая Бернадетта. Откуда ты ее знаешь?

— Трое ее детей учатся у меня в лицее. Возвращайся в свой грот, Бернадетта.

— Ладно, не будем отвлекаться. Нам подтвердили, что было еще одно анонимное письмо. Пойдем расспросим Марселлу.

— Какую Марселлу?

— Консьержку из дома номер восемнадцать.

Тома удивил этот неожиданный экспромт.

— Ты боялся позвонить к Захарию Бидерману, но не стесняешься побеспокоить консьержку? У тебя двойные стандарты.

Натан пожал плечами, направляясь прямо к дому:

— Во-первых, консьержка затем там и сидит, чтобы ее беспокоили. Во-вторых, этот дракон с площади Ареццо лает, вместо того чтобы говорить, и кусает, еще не успев задуматься. Если б ты лучше себе представлял, какое агрессивное чудище скрывается за ее жуткими штапельными платьями, ты бы понял, что я сейчас проявляю невероятную смелость, чтобы сдвинуть наше расследование с мертвой точки. А теперь, Том, закрой-ка рот и опускай забрало: сейчас я тебя познакомлю с Марселлой.

Они вошли в парадное и постучали в стеклянную дверь, задернутую складчатой занавесочкой:

— Здравствуйте, Марселла, это Натан.

Дверная створка скрипнула, и появилась Марселла, неприбранная, с опухшими веками и мокрым платком в руке. Она взглянула на Натана, узнала его, выскочила из своего жилища ему навстречу и ударилась в слезы:

— Он ушел…

— Кто «он», Марселла?

— Мой афганец.

Пока она рыдала, уткнувшись в куртку Натана, он жестами и гримасами объяснил Тому, что «афганец» — это не собака, а волосатый мужик, который спал с консьержкой. Наблюдая непристойную пантомиму Натана, Том с большим трудом удерживался от смеха.

Еще несколько всхлипов, и Марселла отпустила Натана и взглянула на обоих друзей с таким видом, словно всегда поверяла им свои тайны.

— Мы были так счастливы, я и мой афганец. Ну, честно сказать, он почти ничего не делал. Он хотел, чтобы мы были вместе, я тоже — мне только нужно было разобраться с этим дурацким ночным столиком. В последнее время это была просто жизнь в розовом свете. Он предложил мне пожениться, я собиралась скоро принять его предложение, а тут хоп — и он исчез.

— Без объяснений?

— Какие уж тут объяснения! Оставил мне записочку: «Спасибо», он, мол, всегда будет помнить, какой я «ангел», одна из самых «любезных» людей, какие ему встречались. — И, ткнув в них пальцем, она суровым тоном обвинителя вопрошала: — Вот как вы считаете, «любезная» — подходящее слово, когда уходишь… от любовницы?

— Нет. «Любезная»… это не слишком любезно. И «ангел» — тоже.

— Ах, господин Натан, вот вы меня понимаете. Ну, женщине же не говорят, что она… ах, ну в общем, вы ж понимаете, что я хочу сказать, хотя женщины это и не ваша епархия… ну не говорят же своей возлюбленной…

Ее глаза блеснули: она нашла нужное слово: «возлюбленная».

— Не говорят же своей возлюбленной: «Спасибо, ты была очень любезна». Нет. С возлюбленной так не говорят.

Тут Натан выпрямился и жестом показал Марселле, чтобы она замолчала:

— Марселла, вы заблуждаетесь!

— Чего?

— Вы забываете, что ваш… ваш… погодите, как его звали?

— Гумчагул, — выдохнула она, утирая слезы.

— Этот ваш Гумчагул плохо говорит по-французски! То, что он вам написал, наверняка объясняется просто неверным переводом. Я уверен, что по-афгански он не…

— Нет такого языка, афганского, он говорил на пушту, — поправила Марселла, доказав Тому, что в этом вопросе она уже разобралась неплохо.

Но Натан невозмутимо продолжал:

— В пушту слова могут иметь другой смысл, Марселла. Может быть, на пушту это трогательно: «спасибо» и «любезна». Да наверняка! Самые прекрасные слова в языке. Уж про «ангела»-то я просто уверен.

Марселла застыла в задумчивости, ее обрадовала эта идея. Теперь она страдала меньше. В глазах у нее вспыхнул огонек.

— Зайдите, выпьем по стаканчику, — велела она.

Том попытался протестовать, но Натан оборвал его на полуслове:

— С удовольствием, Марселла.

И они вошли в ее комнатку, заставленную всякими безделушками.

— Устраивайтесь, где вам удобно! — воскликнула она, указывая на единственный в комнате двухместный диванчик.

Она вытащила из буфета липкую бутылку:

— Ликер будете? Впрочем, больше у меня все равно ничего нет. Это вишневый аперитив.

Не дожидаясь ответа, она наполнила стаканы, протянула им и уселась напротив, на табурет, который, как фокусник, вытянула из-под стола.

— Давайте, будем здоровы!

— Будем!

— За что пьем?

— За то, чтоб как в песенке, Марселла.

— В какой песенке?

— «Пятнадцать человек на сундук мертвеца…»