Книга Стеклянное море, страница 12 – Сергей Лукьяненко

Голос умолк.

Я вспомнил, как Вик ответил Деду: «сломаю Знак». Видимо, после этого и включался гипервызывник, сообщая, что человек попал в беду. Несомненно, это считалось позором.

— Дальше, — сказал я.

— Роддеры. Роуддеры. Общественное движение, расцвет которого пришелся на две тысячи восьмидесятый — две тысячи сто пятый годы. После начала колонизации планет Центавра и Фомальгаута движение резко пошло на убыль. Основные постулаты роддеров: «Свобода — содержание, а не форма», «Права выше обязанностей», «Выбор всегда правилен». Находились в оппозиции к правительству, существовали на гарантированном минимуме благ, отвергали любой труд, утверждая, что он бессмыслен. Основную массу роддеров составляла молодежь. Обычаи, законы, история роддерства подробно описаны в монографии Анны Файфер «Узники Свободы». Духовными вождями роддеров считаются Салли Дженнингс, автор «Книги Гор», и Игорь Пригородский, «роддер номер один».

— Ясно. Продолжай.

Лежа в полуопущенном кресле, я боролся с дремотой. Надо будет затребовать у флаера школьный курс истории. Если у них есть школы и история…

— Ассамблея. Высший законодательный орган Земли. Двухпалатный, с прямым и пропорциональным представительством от экс-государственных единиц. Переизбирается раз в два года. Запрещено избрание членов верхней палаты более чем на два срока подряд. Правом избрания обладает любой носитель Знака.

Генормисты. Антизаконная группировка, появившаяся в середине прошлого века. Ставит своей целью контроль за чистотой генофонда человечества. Деятельность заключается в пропаганде ужесточения генного контроля (легальные генормисты) и террористических актах в отношении нарушителей генных допусков (геннатуристы); теракты осуществляются боевиками из нелегальных генормистов.

«Книга Гор». Программный документ роддеров. Написан в две тысячи шестьдесят девятом году Салли Дженнингс, по некоторым данным — совместно с группой психологов, специалистов по подсознательному программированию поведения. В связи с этим в начале две тысячи восемьдесят третьего года проводился референдум по запрещению полного текста книги. Незначительным большинством голосов законопроект отклонен…

Говоривший закашлялся.

— Простыл? — поинтересовался я. И похолодел от ужаса. Машины не болеют.

Роботы не кашляют.

— У нас прохладно, — извиняющимся тоном ответил невидимый собеседник.

— Это где «у вас»?

— В Иркутске. Флаер приписан к общегородскому парку.

Несколько минут мы молчали. Я тихо бесился, представляя идиотизм ситуации. Принял человека за робота! Разговаривал с оператором, ведущим флаер, словно с машиной!

Но кто мог знать? Нигде в галактике такая система не использовалась. Если уж машине придавался водитель, то он в ней и сидел.

— Я не доставил много проблем своими вопросами? — осведомился я.

— Нет, что вы. Было очень интересно потревожить справочные службы. Я вначале решил, что предстоит скучный полет. Рад, что ошибся.

— Интересная работа? — небрежно спросил я.

— Вы не пробовали?

— Нет, никогда.

— Вполне интересно. Обычно обслуживаем туристов, развозим их по окрестностям, к озеру… А дальние полеты, как сейчас, редкость. Мое время, если откровенно, кончилось. Но я с удовольствием доведу флаер до алма-атинской посадочной зоны… Не против?

— Конечно.

— А вы издалека? Не тревожьтесь моим вопросом, он излишен…

— С Берега Грюнвальда.

Повторяя свою легенду, я мимоходом подбросил в нее несколько деталей — интересуюсь современными культурами земли, роддерами, генормистами и геннатуристами, собираюсь написать про них.

Мой собеседник явно оживился.

— Вы оптимист, молодой человек. Судя по вопросам, вы практически ничего о них не знаете.

— Взгляд неискушенного порой зорче, — ответил я. И поразился своей фразе — она возникла из ниоткуда.

— О, «Книгу Гор» вы все-таки читали, — одобрительно заметил оператор флаера. — «Взгляд неискушенного зорче, слова ребенка честнее, простые пути — верны».

Я заерзал в кресле. Не нравилось мне происходящее, ох как не нравилось. Кто-то ухитрился впихнуть в мое сознание неведомую раньше информацию. Или же тот самый эффект «предзнания», в который я никогда не верил? Считалось, что при туннельном гиперпереходе человек мог увидеть свое будущее… Ерунда. Случайные совпадения.

— Где вас высадить в Алма-Ате? — поинтересовался оператор. — Вы бывали в этом городе?

— Очень давно, — честно ответил я. — Думаю, он порядком изменился.

— Вы ничего не подскажете?

— Авиавокзал? — неуверенно предложил оператор. — Горно-туристский комплекс? «Хилтон»? Больше ничего и в голову не приходит…

— Во сколько мы прилетим в Алма-Ату?

— Около полудня местного времени. Уточнить?

— Не надо. Можно выяснить адрес руководителя местного роддер-клуба?

— Конечно. Решили начать изучение субкультуры изнутри? Похвально…

Слушая разговорчивого оператора, я рассеянно оглядывал пульт. Технически флаер был оснащен не хуже орбитальных истребителей Тара или других хроноколоний. И все же имел живого оператора — не то дублера машин, не то просто дополнительного участника «трудовых процессов». Если подобная работа существует после массовой колонизации окрестных звезд, то что же творилось в роддерские времена?

— Адрес найден. Выдать на пленке?

Я кивнул, уже не слушая оператора. Мне вспомнился разговор с Лансом — давний, еще до того, как в экипаж «Терры» вошли Редрак и Данька, в ту пору, когда мы болтались по галактике, выискивая следы Земли.

Кажется, все началось в Гесмодее, на «бирже». Так называли открытый ресторанчик возле самого космопорта. В нем можно было просидеть весь день, заказав лишь пару дешевых напитков, чем большинство посетителей и пользовалось. Все они имели то или иное отношение к космическим кораблям: пилоты и техники, энергооператоры и связники, свежеиспеченные выпускники училищ и скрывающиеся от полиции бандиты. За неделю нанимали не более одного-двух завсегдатаев биржи. Но оптимизм оставшихся не уменьшался. Они приходили за несколько часов до открытия, отстаивали перед посторонними свои столики — нередко с помощью атомарников.

— Хорошо, что я родился на Таре, — сказал тогда Ланс. — Право на труд у нас охраняется законом, работой обеспечиваются все.

Я усмехнулся. Монархический коммунизм — так я про себя окрестил общественный строй Тара. Хотя, честно говоря, ближайшей аналогией Тару был Кувейт.