Онлайн книга «Дивизион: Умножающий печаль. Райский сад дьявола (сборник)»
|
– Ну, это ты не прав! Жизнь замечательная! В России сейчас самый шумный карнавал за всю историю. Удивительная, похожая на сон шикарная оргия! Людям при коммуняках было невыносимо скучно. Жизнь была серая, как солдатское исподнее… – А сейчас? – А сейчас – невероятно интересно! Люди громадные деньги крутят, все суетятся и торгуют, ловчат и развлекаются! Тучи «мерседесов», ночные клубы, бардаки, наркота и пьянь, стрельба и взрывы – бандиты кого-то все время мочат, – невозмутимо пояснил я. – Всегда война – не слишком опасная, не очень кровавая, но жутко прибыльная… – Любопытно, – покачал головой Сергей и серьезно спросил: – Шахтеры, учителя, врачи, которым не платят зарплату, тоже веселятся на этом карнавале? – Вряд ли. Но они присутствуют на этом празднике. И видимо, одобряют… – С чего бы это? – Если бы не нравилось – они бы прекратили эту гулянку. Они все – избиратели в свободной стране. Но все избегают резких движений – всем есть что терять. И вообще, не радей ты, Христа ради, за народ – это выглядит смешно… Сережка хмыкнул, потряс льдинки в бокале, и пульки в его браслете глухо стукнулись. Так же серьезно он спросил: – Санек, а что в этом смешного? – В любой придури есть нечто смешное, – сказал я. – Ты свое сострадание народу отправляешь шифровками из Парижа – это придурь… – Из Лиона, – поправил Серега. – Моя контора в Лионе. Улица Шарля де Голля, дом 200. – Тем более, – заверил я его. – Вот давай выйдем с тобой на улицу и побредем, как калики перехожие, и весь встречно-поперечный народ российский будем спрашивать: ой вы, гой еси, добры молодцы, сограждане наши дорогие, компатриоты любимые! Не хотите ли вы с завтрева стать лицами швейцарской национальности? Али любезнее вам быть датчанами? Судьба вам будет сладкая – сытая, спокойная, тихая. Как думаешь, согласятся? – Не знаю… – А я знаю. Пошлют они нас с тобой – дальше не бывает. Потому что знают: богоносничать там – ни Боже мой! Воровать – ужасно невозможно. Пьянствовать – только попробуй! За Ампиловым по улице бегать – только на карнавале. Вот и ответь по совести: так жить можно? Серега заметил: – Вообще-то говоря, я и живу в этих обстоятельствах. И жизнь эта бывает часто мучительна… В кабинете было очень тихо. Только дрова потрескивали в камине. Сполохи пламени перебегали по дубовым панелям стен, жарко мерцали отблески на ковре винно-красного цвета, вспыхивали на золоте старых картинных рам. Я люблю эти полотна. Старая русская школа – Боровиковский, Венецианов, Тропинин. Я держу их не из-за цены. Пусть они будут у меня. Мы молчали долго, а потом Серега, механически покручивая на руке свой заговоренный браслет, тихо спросил: – Слушай, Хитрый Пес, а где брат твой – Бойко? Вот он и наступил, этот тягостный и отвратительный момент – время разговоров, откровений, воспоминаний – все, что я так ненавижу и к чему приговорен неотвратимо, ибо имя мне – безвинно проклятый Мидас. И сказал я как только мог просто и ровно: – Не брат я больше сторожу моему… Не знаю. Пока не знаю… – А узнаешь? – напористо спросил Серега. – Конечно. Я это должен знать… – Почему? Вы же больше не братья?.. – И спрашивал он меня не как друг, а как мент. – Потому что он хочет убить меня, – уверенно сказал я. Долгая пауза повисла в сумеречно освещенном кабинете. Такие паузы умеют строить только Станиславский и наш президент Борис Николаевич – эмоциональная дыра, когда конец прошлой фразы забыт, а новая еще не придумалась. – Ты боишься? – спросил Сергей. – Нет, – покачал я головой. Как это можно объяснить? Я ведь действительно не испытываю страха. Какое-то совсем другое, противное чувство, ощущение опасности, животной тревоги… – Вообще-то меня несколько раз пытались убить. Да руки коротки, – сказал я. – А почему ты думаешь, что Кот хочет убить тебя? – Серега пристально всматривался в меня, словно психиатр, принимающий решение: симулянт или полный чайник? – Я знаю. – Но вы же были как братья?! Мы же друзья были! – почти крикнул Ордынцев, и я услыхал тоску и боль. Я неопределенно хмыкнул: – Выражаясь научно, бизнес и дружба – явления разнохарактерные. Как соленое и квадратное… К сожалению, у богатых не бывает друзей. – Из-за этого ты меня вызвал в Москву? – Серега помолчал, подумал и ответил себе на собственный вопрос: – Да. Он сделал большой глоток коньяка, откусил кусочек меренги, простодушно спросил: – Посоветоваться со мной не хотел? – Нет. – Ну там, знаешь, как бывает – спросить моего согласия? – Нет, Серега, времени нет советоваться. Я не сомневался, что ты согласишься. А он смотрел на меня с искренним удивлением: – Но почему? Почему ты так уверен?.. Ведь дело это… Я перебил его: – Потому что так будет правильно! Серега, ты уж поверь мне! Я – системный математик, а по профессии – бизнесмен. Я оцениваю ситуацию проверенными формулами, где вместо непредсказуемых человеческих чувств подставлены цифры реальных фактов… – И в какую формулу ты подставил мое неполученное согласие? – спросил он без подначки, без вызова. С каким-то грустным любопытством. Я катал по столу стакан, раздумывая, как объяснить внятно невероятную сложность происходящего, и, понимая невозможность растолковать что-либо даже близкому и любящему человеку, медленно и жестко сказал: – Это очень длинная формула. Если ее записать на бумаге, получится занимательный роман… – А если коротко? – Коротко не получится, – вздохнул я. – Но решение любой проблемы – это поиск разумного равновесия включенных в нее интересов. Серьезный бизнесмен способен разрушить глупый парадокс, будто овцы не бывают целы, если волки сыты… – А еще проще? – досадливо переспросил Серега. – Излагай на моем, на ментовском уровне. – Не придуривайся! – поморщился я. – Будет ужасно, если моя ретивая служба безопасности пристрелит Кота… – Это будет ужасно, – согласился Ордынцев, глотнул коньяка и сочувственно вздохнул. – Я думаю, что твоя служба безопасности не пристрелит Кота. Промахнутся… – Мне кажется, ты их недооцениваешь. – Возможно, – развел руками Серега. – Я ведь их не знаю. Но насколько я знаю Кота, он не даст им прицелиться. – Хочешь сказать, что скорее Кот пристрелит меня? – спросил я его с интересом. – Я это допускаю, – мотнул башкой Сергей. – Это будет еще хуже, – сказал я, а Серега откровенно заухмылялся. – Что ты смеешься, дурачок! Я кормлю около миллиона человек. Умру, и вмиг разрушится все, что я построил. Нельзя мне умирать, нельзя… |