
Онлайн книга «Дарю тебе сердце»
– Я… то есть мы приехали в гости к родственникам матери. – Мы? – переспросил Доусон. – Ты приехала с мужем? – Нет. К сожалению, Хантеру пришлось остаться в Натчезе. – Не одна же ты живешь в этом старом порочном городе? – Нет, конечно, – быстро, слишком быстро, ответила Кэтлин. – Со мной родители и мой… – Она замолчала, потому что его внимание вдруг переключилось на что-то у нее за спиной. Кэтлин оглянулась. К их столику шли Ханна со Скоттом. – Мама! – закричал мальчик. – А я ел шоколад! – Вижу, – улыбнулась Кэтлин, – только мне кажется, что большую часть ты пронес мимо рта. Доусон не отрываясь смотрел на мальчика. – Хочешь посидеть у меня на коленях? – спросил он. – Не надо, – поспешила ответить Кэтлин, – он тебя испачкает. Но мальчик уже проворно вскарабкался на колени к незнакомцу. Доусон всмотрелся в черные глаза, сверкающие на смуглом личике. – Скажи, Скотт, сколько тебе лет? Мальчик оттопырил три пальца. – Сегодня у меня день рождения, – гордо сообщил он, – и вечером я получу много-много подарков! Доусон рассмеялся: – Представь себе, у меня сегодня тоже день рождения! – А вы получили подарки? – невинно поинтересовался малыш. – Получил, сынок. Я получил такой подарок, о котором мог только мечтать. Кэтлин вспыхнула и, скрывая смущение, строго сказала сыну: – Скотти, слезай, нам пора домой. – Ну еще минутку, – попросил Доусон. Он достал из кармана золотую двадцатидолларовую монету. – Я не знал, что у тебя сегодня день рождения, поэтому не приготовил подарка. Купи себе что-нибудь сам. Скотт посмотрел на мать: – Мама, можно мне это взять? – Ну конечно, – ответил за нее Доусон, – но только если ты поцелуешь меня на прощание. Скотт охотно чмокнул его в губы и побежал к Ханне. Сходство этого восхитительного мальчика с ним самим не вызывало у Доусона сомнений. Он вопросительно посмотрел на Кэтлин. Избегая встречаться с ним взглядом, она протянула ему руку: – Рада была повидаться. Доусон нежно пожал ее пальцы и произнес: – Я остановился в четыреста двенадцатом номере. Один. Кэтлин выдернула руку и, не сказав ни слова, ушла. Доусон откинулся на спинку стула и стал смотреть ей вслед. Как же ему хотелось, чтобы она оглянулась! Он загадал: «Если Кэтлин оглянется, значит, она придет ко мне ночью. Господи, сделай так, чтобы она оглянулась!» И тут Кэтлин посмотрела на него и улыбнулась. Доусон вздохнул, его глаза радостно засияли. Кэтлин свернула за угол и скрылась из виду. От поцелуя ребенка, о существовании которого он до сегодняшнего дня не подозревал, на губе остался липкий след. Доусон достал из кармана белоснежный носовой платок и почти нехотя стер шоколад. Торжество по случаю дня рождения Скотта устроили на просторной лужайке. После обильного угощения перед ним поставили огромный торт с тремя свечами. Кэтлин подошла к сыну, который приготовился их задувать, и сказала: – Загадай желание. Мальчик прильнул к матери и заглянул ей в глаза. – Я хочу, чтобы папочка был здесь! – Я тоже этого хочу, дорогой. Гора подарков привела мальчика в неописуемый восторг. Когда три часа спустя Ханна увела пребывающего в радостно-возбужденном состоянии Скотта, он стал просить, чтобы ему разрешили еще поиграть с новыми игрушками. Однако стоило ей уложить его в постель, как он мгновенно заснул. Вскоре Кэтлин зашла пожелать сыну спокойной ночи, а Ханна стала собирать его одежду. Из кармана штанишек что-то выпало. Это оказалась двадцатидолларовая монета, подаренная Доусоном. Ханна задумалась. В тысячный раз она спрашивала себя, правильно ли поступила, не рассказав Кэтлин о подслушанном ею разговоре. – Слишком поздно, – пробормотала она тихо, вышла из детской и направилась в спальню Кэтлин. Войдя, Ханна молча протянула ей золотой. Кэтлин прижала монету к груди. Ханна немного постояла, глядя на свою питомицу, потом понимающе покачала головой и принесла из гардеробной голубое муслиновое платье. – Жарко сегодня, правда, золотко? По-моему, вам надо съездить на прогулку, чтобы лучше спалось. Поняв, что нянька прочла ее мысли, Кэтлин бросилась ей на шею. – Ты одна меня понимаешь! – Ну-ну, детка. – Ханна обняла Кэтлин большими пухлыми руками. – Я знаю, как моей девочке плохо. Что за беда, если вы с ним ненадолго встретитесь? Нянька помогла ей одеться и причесаться. Наконец Кэтлин благополучно сидела в коляске. Забившись поглубже, она улыбалась, чувствуя себя провинившейся школьницей. Когда она тихо постучалась в четыреста двенадцатый номер, ее колотила дрожь. Из-за двери послышался ровный голос: – Входи, не заперто. В номере царил полумрак. Доусон смотрел прямо на Кэтлин, застывшее лицо выражало мрачную решимость. Сейчас на нем были только коричневые брюки и белая рубашка, расстегнутая до пояса. Он принял ванну и недавно побрился, как будто ожидал ее прихода. От его чувственной улыбки, так хорошо знакомой Кэтлин, ее сердце радостно забилось. Они молча обнялись, и их губы слились в страстном поцелуе. Каждый стремился заново открыть другого. Дрожащие от нетерпения руки жадно ощупывали любимое лицо, шарили по телу. Когда первое потрясение прошло, к Кэтлин вернулся дар речи. – Как ты думаешь, мы за это попадем в ад? – Любовь моя, меня этим не испугаешь, я и так провел последние четыре года в аду. – Он снова привлек ее к себе и прошептал: – Но даже самые заядлые грешники заслуживают того, чтобы провести одну ночь в раю. Он снова стал ее целовать – на этот раз нежно, не спеша, умело возбуждая. Через несколько минут Доусон поднял голову, посмотрел Кэтлин в глаза, и в их сияющей голубизне прочел тот ответ, на который надеялся. Тогда он взял ее за руку и повел за собой в спальню, но Кэтлин остановилась и прошептала: – Не мог бы ты посадить меня к себе на колено, как тогда, на пароходе? Доусон рассмеялся: – Конечно, дорогая. Кэтлин Дайана Борегар, я люблю вас. Кэтлин уперлась ему в грудь кулачком. – Меня зовут Кэтлин Александер. Смех замер на губах Доусона, на скулах заходили желваки. – Сегодня ночью ты будешь только моей Дайаной. Он оттянул вниз кружевную оборку, идущую по вырезу ее платья, и припал губами к ямочке у основания шеи. С каждым поцелуем горячий рот Доусона продвигался все ниже, приближаясь к округлостям ее грудей. Щекоча дыханием нежную кожу, он прошептал: |