Книга Воспитанница любви, страница 77 – Ольга Тартынская

Время пролетело незаметно, дорога вовсе не утомила. Ветерок овевал разгоряченные щеки путешественников. Вот проехали Царское Село, еще четверть часа – и конечный пункт путешествия Павловск. Веселая толпа рассыпалась по платформе. Пестрый поток понес путешественников к знаменитому вокзалу.

Афиша Павловского вокзала возвещала о выступлении московских цыган в семь часов пополудни.

– Я предполагал оркестр, но что ж, цыгане так цыгане! – изрек генерал.

– Стоило тащить за собой детей, чтобы дикарей слушать! – недовольно фыркнула Зинаида Семеновна. – Вся эта ваша затея, mon amie, несколько странная. Мы вернемся в ночь, дети в такое время спать должны.

Вера не могла не признать справедливость ее слов, однако вступилась за генерала:

– Иногда дозволяется отступать от правил, чтобы доставить детям удовольствие.

Многочисленная по случаю воскресенья публика представляла собой пестрое собрание людей разных сословий и состояний. Здесь были великосветские дачники – постоянные обитатели летнего Павловска, но более всего прибывших по железной дороге: молодежи, чиновников, даже мещан. Всех манила прохлада знаменитого парка. Зинаида Семеновна кокетливо крутила зонтиком и глядела по сторонам. Вере было не до созерцания: все ее внимание поглощали дети, у которых от свободы разгорелись глаза и возбуждение достигло предела.

Решено было до начала концерта погулять по роскошному парку, осмотреть дворец, павильоны, статуи. Угостившись холодной сельтерской и мороженым, путешественники направились в парк. Вере не доводилось видеть такой красоты, соединяющей природный замысел с творением человеческих рук. Они бродили по аккуратным дорожкам, вдыхали свежий запах деревьев, трав и цветов. Генерал показывал детям творения Камерона, Храм дружбы, Вольер, Колоннаду Аполлона. Они останавливались на выгнутых мостиках с кружевными чугунными перилами и смотрели на свое отражение в воде. Полюбовались скульптурами Терпсихоры и Аполлона Бельведерского, обошли вокруг чудесного павловского дворца.

Жара не была столь ощутима в соседстве с водой и зеленью. Веру не покидала ощущение, что она попала в волшебную сказку Шарля Перро. Она веселилась с детьми на лужайках, играла с ними в прятки и горелки, несмотря на презрительные гримасы чопорной Зинаиды Семеновны. Генерал, казалось, помолодел на десять лет, он с умилением любовался Верой и детьми. Генеральша подмечала это, но не смела выражать недовольство.

Вскоре все проголодались и отправились обедать в ресторацию, устроенную предприимчивым иностранцем прямо в вокзале. Многолюдие и духота подействовали на всех отрезвляюще. У Веры пропал аппетит, покуда дожидались заказанных кушаний. Уставший более всех Коля задремал на коленях у отца. Вера почувствовала небольшую дурноту и попросилась выйти на воздух. Получив дозволение, она направилась к выходу. Мимоходом обозрев пеструю публику, девушка вздрогнула: знакомое лицо мелькнуло в толпе. Это было невероятно. Чье лицо, Вера не могла вспомнить, а озираться по сторонам ей представлялось неприличным. Она выбралась на волю, терзаясь вопросом, кто же попался ей на глаза. Площадка перед вокзалом была уставлена скамейками и пюпитрами для оркестра. На одну из них девушка присела, ловя свежий ветерок.

– Вера! – неожиданно позвал ее низкий грудной голос.

Девушка вздрогнула и обернулась. Перед ней стояла нарядная красивая Луша. Цыганка засмеялась испугу давней подруги и присела напротив.

– Чудное дело! – воскликнула Вера. – Луша, ты ли это? Как ты здесь?

– С хором нынче выступаю. Я в хор свой прежний вернулась, к Илье.

– А Яшка?

Луша тряхнула головой, так что зазвенели серьги и мониста.

– Бросила я его! Надоел, ревнивый больно.

Вера никак не могла прийти в себя. В голове ее вертелся единственный вопрос, который она не решалась задать: что Вольский? Неужто между ним и Лушей возродилась старая любовь? Как будто угадывая ее метания, цыганка усмехнулась:

– Видала твоего любезного. Как сбежала от Яшки, к нему бросилась перво-наперво.

Вера молча слушала, чувствуя, как сердце наполняется жгучей болью и ревностью.

– Видеть меня он не пожелал, долго я караулила его у нашего дома. Авдотья сжалилась, впустила. Однажды приехал, я упала в ноги к нему: не казни, дай слово вымолвить!

– Как… что он? – еле выговорила Вера. – Не забыл?

– Уж как гневался из-за нашего побега! «Ты, – говорит, – чертовка, египетское племя, счастья меня лишила. Сказывай, где Вера, или на улицу выброшу!» Вот как ласково приветил.

– И ты сказала? – замирая, спросила Вера.

– Куда было деваться, подруженька? Уж очень хотела ему потрафить. Да и что я знала-то? Расстались в Коноплеве, а где ты о ту пору могла быть, Бог ведает. Ты ведь не одна осталась, с барчуком хорошеньким.

Юная гувернантка вдруг взволновалась, как бы ее не захватили хозяева в беседе с цыганкой, однако желание узнать хоть немного о любимом возобладало над беспокойством.

– А дальше? – нетерпеливо спросила она.

Луша любовалась произведенным эффектом.

– Что дальше? Не нужна я ему, да и только. Совсем с ума съехал от любви к тебе. Помчался искать. Однако до того я упросила его отвести меня в хор и слово замолвить. Илья не куражился, взял меня назад. Вот я и здесь…

– А Вольский? – выдохнула Вера.

Луша пытливо вгляделась в ее лицо:

– Али не нашел? Стало быть, ты здесь, а он в Коноплеве тебя искал.

Глаза Веры заполнились слезами.

– Нашел, Луша! Лучше бы не искал… Я в актрисах была… Скажи, а после ты видела его?

Дикарка пожала плечами:

– Как уехал за тобой, больше не появлялся у нас. Я уж было порадовалась, что у вас все сладилось. Нет, слухи дошли: на какой-то миллионше жениться надумал. А после и говорить о нем перестали. Верно, и нет его в Москве. Да будет о нем. Ты-то что?

– В Петербурге, гувернанткой служу, – небрежно ответила Вера, вся поглощенная рассказом цыганки. – Скажи мне, Луша, как на духу: он женился?

Цыганка усмехнулась:

– Так я тебе что толкую: намеревался. Женился иль нет, не могу сказать, не знаю.

Вера вздохнула горестно и поникла. Луша помолчала.

– Ну признаюсь: была у него еще однажды, – сказала вдруг.

Еще сильнее сжала сердце Веры неведомая рука. Стараясь говорить равнодушно, она спросила:

– И на сей раз он снизошел до тебя?

Луша рассмеялась, определенно забавляясь отчаянием подруги:

– Снизошел. Попросил прощения и велел забыть его на-вовсе. – Она вмиг погрустнела. – А как его забудешь?

Обе девушки тяжко вздохнули и задумались.

– Спросила его, нашел ли тебя в Коноплеве, – добавила, очнувшись, Луша, – ответил: «Нет, не нашел». Вот ведь как…