Книга Меч и роза, страница 38 – Марша Кэнхем

– Он был красивым и своенравным, – пояснила леди Кэролайн. – Свободным как ветер, нигде не задерживающимся надолго. Жить рядом с ним было все равно что падать с вершины горы и не знать, куда приземлишься, упадешь ли вообще и останешься ли жив. Он пугал меня рассуждениями о свободе и полным отрицанием каких бы то ни было обязательств. Мне не было места в его жизни. Разве он мог обеспечить своим детям будущее, если сам не имел ни крыши над головой, ни постоянного дохода?

Кэтрин вздрогнула.

– Детям? – переспросила она шепотом.

– Знаю, я сделала еще одну ошибку, но я согласилась встретиться с ним. Я... не могла отказаться, – добавила она беспомощно, и боль в ее голосе невольно тронула сердце Кэтрин. Влюбленные воссоединились после многолетней разлуки. По своему опыту Кэтрин знала, сколько мук вынесла ее мать. – Он хотел, чтобы я покинула Англию вместе с ним, – продолжала леди Кэролайн. – Он говорил: «Бежим со мной. Мы будем свободны. Любовь будет оберегать и согревать нас». Но я... так и не решилась сказать ему про сына. Я должна была подумать о Демиене, о том, какой будет его жизнь, наша жизнь... в конце концов, моя жизнь. Я, леди Кэролайн Эшбрук, с трудом выдержала первое испытание и о втором, не могла даже помыслить. Страх сменился гневом – оттого, что он жил беспечно и легко, а я одна несла всю тяжесть позора, вины и потери. В ярости и горечи я опять отвергла его. Я его прогнала. А через несколько месяцев, когда у меня родился второй ребенок, я перенесла весь гнев и досаду на него.

Кэтрин в ужасе смотрела на мать. Она замерла на диване, ее сердце колотилось так, словно было готово вырваться из груди.

– Разумеется, Альфред был в ярости. Он угрожал мне оглаской, и я заставила его замолчать, только когда пригрозила во всеуслышание объявить о его бессилии – такой скандал повредил бы его политической репутации. Сколько лет продолжалось это молчание! Какими бесконечными стали дни и холодными – ночи, особенно когда воскресали мучительные воспоминания! Альфреда отвлекали политика и столичные бордели, а мне остался пустой дом, сын, который с каждым годом все сильнее походил на отца, и дочь, которую я не могла видеть, не вспоминая об отвергнутой любви. У меня стали появляться любовники – один за другим. С их помощью я надеялась приглушить боль и вытеснить воспоминания. Но одиночество не кончалось. Глядя на тебя, я видела женщину, которой могла бы стать. – Смех матери прозвучал резко, как треск рвущегося кружева. – Представь, с каким облегчением я вздохнула, когда благополучно выдала тебя замуж и выставила из этого дома! Вообрази, что я испытала, когда ты вернулась! Ты выглядела как женщина, познавшая высшее блаженство. Ты излучала только что обретенную любовь. Ее сияние озаряет тебя и сейчас, словно еще час назад ты лежала в постели с любимым.

Кэтрин встала и неуверенно шагнула к матери, но прежде, чем она успела заговорить или протянуть руку, к леди Кэролайн вернулось самообладание. Она горделиво выпрямилась, отвергая жалость.

– Как только капитан Спенс вернется, я... то есть мы покинем этот дом. Чтобы уладить дела, ему понадобится несколько недель, все это время я проведу в Спенс-Хаусе. Капитан уверяет, что в одной из колоний, в Новой Англии, мы с ним будем счастливы.

В горле Кэтрин встал ком.

– А что думаешь ты?

– Я? Если я не решусь на этот раз, другого случая мне не представится.

– Ты любишь его?

Леди Кэролайн нахмурилась и стерла со щек слезы.

– Он знает, чем развлечь меня. С ним я чувствую себя... желанной.

– Но... ты его любишь? – снова спросила Кэтрин. Фиалковые глаза заблестели ярче.

– Я всю жизнь буду любить только одного человека, Кэтрин.

– Тогда почему бы не уйти к нему, не попытаться разыскать его?

Леди Кэролайн печально улыбнулась:

– У разбойника с большой дороги короткий век. Не знаю, жив ли он. Я слышала только, что Жак Сен-Клу вернулся во Францию, но даже если бы я знала, где его искать и под каким именем он скрывается, это было бы все равно что гоняться за ветром. Нет, мне хватит и давних воспоминаний. Кто знает – может, у нас с капитаном Спенсом появятся новые.

– Мы увидимся перед тем, как ты уедешь в колонию?

Леди Кэролайн растерялась:

– Ты хочешь увидеться со мной? После всего, что сейчас услышала?

– Мама, по твоим словам я поняла, что ты – человек и что тебе одиноко. Если позволишь, я могла бы стать твоим другом.

Леди Кэролайн подняла дрожащую руку и нежно прикоснулась к щеке дочери.

Шагая по безлюдному гулкому коридору, Кэтрин погрузилась в раздумья. По пути она прихватила оставленную на столике бутылку вина, дошла до спальни и машинально отперла дверь. События последних тридцати минут еще предстояло осознать. Сэр Альфред ей не отец. В ее жилах течет кровь не десятка поколений Эшбруков, а разбойника с большой дороги, преступника, который нагонял ужас на всю Англию, а потом перебрался во Францию. Жак Сен-Клу! Жив ли он еще, по-прежнему ли он разбойничает? Или кончил жизнь на виселице?

– Кэтрин, что случилось?

Она перевела взгляд на своего мужа – человека, обвиненного в измене, убийстве и шпионаже. Значит, у нее с матерью больше общего, чем она думала.

– Кэтрин!

– Что? Нет, все хорошо. Просто я зашла к маме. Она укладывает вещи...

– Вот как? – Алекс снова откинул голову на край ванны и положил на столик пистолет со взведенным курком. – А я думал, она твердо решила остаться в Роузвуд-Холле.

– Она уходит к капитану Ловат-Спенсу. Он уехал за экипажем.

Рука Алекса с зажатой в ней сигарой застыла в воздухе, на полпути к губам.

– Похоже, это известие тебя не встревожило.

– Она будет счастлива с капитаном: она говорит, что он знает, чем развлечь ее.

Окончательно перестав понимать женскую логику, Алекс нахмурился и затянулся сигарой. Заметив бутылку вина в руке Кэтрин, он просиял.

– Ты так и будешь стоять и соблазнять меня или все-таки принесешь бокалы?

– Вижу, ты заметно повеселел с тех пор, как утолил голод. Ты еще долго намерен валяться в ванне?

– Пока у меня не появится причина покинуть ее. – Алекс окинул взглядом жену, задержавшись на ее высокой груди. – Никто в доме не удивился, увидев тебя в разгар дня в халате?

– Этот халат выглядит скромнее иных платьев, – парировала Кэтрин. – А что касается слуг, то их не удивишь даже пушечной стрельбой в коридорах. В доме осталось всего пять человек – не считая Дейрдре, моей матери и ее горничных. К счастью, кухарка наотрез отказалась уезжать, хотя меня это не удивило. В последние годы она так заважничала, что ей стало лень даже выходить из дома.

– Но стряпает она превосходно, – заметил Алекс, указывая на поднос с тарелками, на которых не осталось ни крошки.

Кэтрин наполнила вином бокал и протянула Алексу.