Книга Райская сделка, страница 30 – Бетина Крэн

— Господи!

Его удрученный вздох отозвался в ней разочарованием. Лицо его стало замкнутым, он вынул руки из-под ее рубашки, и они упали, стиснутые в кулаки. Пошатнувшись, он шагнул назад с суровым и неприступным лицом.

— Вы! — наконец обрел он дар речи, указывая на нее дрожащим пальцем, и больше не смог выговорить ни слова. Что-то в этой девушке как будто заперло его речевой механизм. Когда наконец он сумел заговорить, то это оказалось лишь выразительным восклицанием: — Черт побери!

Уитни с недоумением наблюдала, как на его лице появилось выражение отвращения и ужаса, когда он обнаружил, что снова обнимал ее. Она не стала поправлять ни рубашку, ни куртку, которую он в порыве страсти сдернул с ее плеч. На самом деле она просто не могла пошевельнуться: ее возбуждение сменилось постыдной слабостью.

Как мог он так страстно ее целовать, так нежно ее ласкать, а потом с отвращением отпрянуть?

«Как она может стоять здесь, такая чувственная и соблазнительная, — простонал он про себя, — и такая беззащитная?» Ноющая боль в паху подтолкнула его на сумасшедший, дикий поступок… Он снова схватил ее в объятия, поцелуями убирая встревоженные морщинки у нее на лбу, наполняя свои ладони ее полными грудями и вдавливая в ее тело всю меру своей страсти к ней.

— Черт побери! — снова простонал он, со злостью указывая на беспорядок в ее одежде. — Вы не могли бы… — Он замолчал и набросился на нее, сам решив привести ее в порядок, чтобы одновременно устранить и напоминание, и искушение.

Но когда он схватил ее рубашку и начал засовывать ее за пояс, она испытала такое же сильное и волнующее ощущение, как и минуту назад, но только на этот раз в его движениях совершенно отсутствовала нежность. Она неловко отшатнулась, придя наконец в себя от его злости.

— Не надо… — Уитни задохнулась, не в силах продолжать, чувствуя, что к глазам подступают слезы, и стала лихорадочно заправлять рубашку. Перед глазами у нее все расплывалось, и стало трудно дышать. Господи! Она не должна была вот так позволять ему вести себя с ней. Что с ней произошло? Сглотнув комок в горле, она проговорила: — Не касайтесь меня больше… клянусь… вы об этом пожалеете.

— Я уже пожалел, — проворчал он.

Она вся загорелась от негодования и бросилась к дороге. Он сделал ее совершенно беззащитной, оставив только нежность, болезненную реакцию недавно проснувшейся в ней и крайне ранимой молодой женщины.

— Черт! — с досадой и отвращением уже к себе самому прошипел он сквозь стиснутые зубы и кинулся бежать за ней.

Он поймал ее перед самой дорогой и, когда она попыталась от него увернуться, схватил ее за запястье и круто развернул лицом к себе, сопротивляясь, она уперлась каблуками в землю.

Но он перехитрил ее и подтянул ближе к себе. Несколько минут они боролись, затем силы ее оставили, и они затихли. Он перенес руки ей на плечи, а она как можно дальше отвернула от него лицо. Он видел ее напряженное лицо и понимал, что она пытается овладеть своими чувствами. Он хотел заговорить, но обнаружил, что снова буквально лишился дара речи.

— Что вам нужно от меня? — не глядя на него, спросила Уитни.

Вопрос поразил его в солнечное сплетение, как будто мощный кулак Лексоулта. Он только что унизительным образом продемонстрировал, что именно ему нужно, и все еще чувствовал странный сильный острый запах ее рта, провокационно прижатую к нему ее грудь.

— Мне нужен ответ.

— Мне не нравится ваш способ допрашивать… с помощью рук, — тихо сказала она.

Более выразительно обвинить его в отсутствии контроля над своими чувствами было невозможно. Он считал ее подозреваемой в Связи с незаконным винокурением, но вместо того чтобы допросить ее как полагается, нарушил все заповеди офицерской чести и протягивает к ней руки каждый раз, как ее видит. Он вел допрос с помощью рук.

Данбер был прав. Она умеет точно выразиться.

Более мягким жестом он приподнял за подбородок ее пылающее лицо.

— С кем вы были, Уиски?

Уиски?! Она искоса посмотрела на него, пораженная его насмешкой, и даже не расслышала вопрос о винокурне. Он ненавидел виски, считал его недостойным напитком, предназначенным только для простых, грубых людей. И теперь он называл ее Виски. Достаточно было изменить в ее имени две буквы, и он ясно выразил свое презрение к ней, и это после того… Может, он действительно сделан из железа?

Но она-то определенно не железная. Ее ставшее по-новому уязвимым тело заныло, а на сердце легла невыразимая тяжесть. Быстро вырвавшись от него, Уитни помчалась к тетушке Саре.

Он снова нагнал ее и забежал спереди, замедлив шаги, так что ей тоже пришлось сменить бег на шаг. На этот раз вопросов не было, только напряженный встревоженный взгляд его красивых серо-голубых глаз. Эти глаза притягивали к себе ее взгляд, и наконец она опустила горевшие от подступивших слез глаза.

— Вы меня целовали, — тихо сказала она, это грубоватое высказывание скрывало бурю чувств у нее в груди.

— Я… я этого не хотел… — Фраза и для него самого прозвучала ужасно. «Не хотел целовать, значит, и не придаю этому никакого значения». Он содрогнулся от сильнейшего укола совести и не попытался задержать ее, когда она снова обошла его, а зашагал с ней рядом, приноравливаясь к ее поразительно быстрой ходьбе.

Господи! В нем все бурлило. Он не мог логично рассуждать! С отчаянием он прибег к холодному, всепобеждающему достоинству Таунсендов, отчего спина его сама собой распрямилась, а черты лица приобрели жесткое выражение. Он Таунсенд и потому способен справиться с чем угодно, встретить любой вызов, владеть любой ситуацией.

— Это было… прискорбной ошибкой, непростительной для офицера, тем более для Таунсенда. — Она остановилась, он тоже, и когда она подняла на него страдающий взгляд своих сверкающих изумрудных глаз, он почувствовал, что снова смягчается.

— Значит, вы проклинали меня. — Подбородок у нее дрогнул, а в глазах плеснулась с трудом скрываемая боль.

— Я… прошу прощения.

— Мне не нужны ваши извинения. — Она гордо выпрямилась, стараясь не моргать, чтобы предательские слезы не потекли по щекам. — Я хочу одного: чтобы вы ушли. Забирайте своих людей и возвращайтесь в Бостон. Мои односельчане ничего вам не сделали. — Голос у нее сорвался, и она замолчала. Она взглянула на его роскошный китель с оторванной пуговицей, и горло у нее окончательно перехватило от боли.

Притянутая частым пульсированием жилки на ее горле, его рука потянулась вверх, и он нежно провел по ее щеке пальцами. У Уитни это ласковое движение вызвало реакцию, как будто он хлестнул по ее открытому сердцу, и она задрожала, закрыв глаза. Она чувствовала на себе его взволнованный взгляд, его жар снова проникал в нее. О, только не надо снова…

Эта сдержанно нежная рука исчезла, и она вся сжалась, зная, что за этим последует.

— Черт побери!