Книга Голубой вальс, страница 71 – Линда Френсис Ли

Преодолевая слабость и волнение, Белл спустила ноги с кровати и прошла к стеклянным дверям, что вели на балкон. Выйдя наружу, она прислушалась: уж не обманывает ли ее слух? Но мелодичный перезвон громко и отчетливо разносился над всем Бэк-Бэем, спутать его с какими-либо другими звуками было невозможно.

Колокола!.. В три часа восемнадцать минут.

С глубоким вздохом она закрыла глаза, охваченная сильным волнением. Но на этот раз Белл не пыталась бороться с воспоминаниями. Она видела себя любимым ребенком и видела себя забытым ребенком. Видела себя женой человека, который даже не хотел ее знать.

Думала Белл и о своем отце. Как странно, что отныне она уже никогда не сможет назвать его папой.

Когда она лежала в постели, как все думали, без сознания, отец приходил к ней.

– Белл, – шепнул он.

Но она была почти без памяти, в глубочайшем отчаянии и ничего не ответила. Он повернулся и хотел было уйти, но тут вошел Стивен. Какой-то миг стояла тишина. Затем послышался убийственный, точно напоенный смертельным ядом голос Стивена:

– Какого черта вы тут околачиваетесь? В ее ушах все еще звучал ответ отца.

– Я не знал, что с ней случилось, – спокойно произнес он.

Послышался глухой удар.

– Кому вы хотите задурить голову?! – вскричал Стивен, пригвождая отца Белл к стене. – Я только хочу знать почему?! Как вы могли продать собственную дочь?

Отец что-то бормотал и чертыхался себе под нос, затем сказал:

– Не знаю. Снова глухой удар.

– Это не ответ. Почему вы это, черт побери, сделали?

Белл физически чувствовала, как комната раскаляется от гнева.

– Вы хотите знать почему? Каждый день, каждый Божий день, когда я смотрел на нее, то всем своим нутром ощущал, какой я жалкий неудачник. А ведь я обещал ее матери, что непременно добьюсь успеха. И для себя, и для нашей дочери. Господи, каким же ничтожеством я оказался! Я больше не мог этого выносить, а Брэкстон давно уже положил глаз на Белл. Это показалось мне лучшим выходом. – Поколебавшись, он добавил: – В конце концов, она уже достигла брачного возраста.

Последовал еще удар, более сильный, чем все предыдущие.

– Но ведь она была совсем еще девочкой! – прокричал Стивен. – Поймите своей тупой башкой: совсем еще девочкой! Она же ваша плоть и кровь, а вы безжалостно погубили ее жизнь.

– Говорю вам, я не знал.

– Не лгите. Вы знали, что он сломал ей ногу, и все же ушли.

– А что мне было делать? – проговорил отец хнычущим голосом. – Я был в полной растерянности.

– Вы достаточно хорошо соображали, что делали. Денег, полученных от фермера, вам хватило на то, чтобы начать новую жизнь. Вы снова женились, завели другую дочь и воспитали ее на деньги, вырученные от продажи первой дочери!

– Это неправда.

– Это правда. Я знаю о вас все, Броунинг Холли. Вы продали одну дочь, чтобы купить себе другую.

– Не вмешивайте в эту историю Летти!

Летти!.. Это имя прозвучало для Белл как пощечина. «Отец, видите ли, вступается за свою вторую дочь. А как насчет меня?» Белл так и хотелось закричать во весь голос: «Как насчет Меня?»

– Летти так Летти, – продолжал бушевать Стивен. – Уезжайте вместе со своей Летти обратно в Филадельфию. Вы уже натворили достаточно зла. Но помните: я знаю, где вас найти! И если Белл пожелает видеть вас или ей что-нибудь понадобится, я вас достану хоть из-под земли.

В голосе отца Белл послышались слезы. Ей хотелось окликнуть его. Но другое чувство, куда более сильное, решительно этому противилось, и она притворялась, будто спит. Нет-нет, она ни за что не станет его окликать!

Странное дело, воспоминание о другой дочери, которая висела у него на руке, убило всякое желание танцевать с ним. Единственным ее заветным желанием было вернуться к жизни. Во всей ее полноте.

И Господи, как она хотела, чтобы в этой новой жизни рядом с ней был Стивен!

Но ведь он уже сказал ей, что между ними все кончено. И кто может осуждать его за это, если вспомнить, что она вытворяла все эти последние месяцы?

Что же все-таки произошло: смело ли эту несчастную сильным ветром или она спрыгнула вниз?

Эти собственные слова, вернувшись, преследовали ее. А ведь слова безумные, порожденные ее безудержным воображением. О трагической истории жизни, выдуманной ею самой. Подавляя жгучие слезы, копившиеся под веками, Белл раздумывала: в самом ли деле она, как говорят о ней люди, чокнутая?

Ей так хотелось осыпать горькими упреками, накричать на человека, который был – когда-то был! – ее отцом. Но слишком велика была навалившаяся на нее усталость, неодолимое желание спать. Только спать…

Много дней она продолжала спать мертвым сном, не отвечая никому, кто заговаривал с ней.

Пока не зазвонили колокола.

Она вышла на балкон, где уже чувствовалось, что зима отступает. Стихал и колокольный звон. Еще несколько мгновений – и он окончательно затих, будто его никогда и не было.

Белл внимательно прислушалась. Все тихо. Никакого перезвона. Вероятно, ей просто послышалось.

Белл вернулась в комнату и посмотрела на свою постель. Должно быть, ее обмануло воображение, ей просто почудилось, что колокола звонили в восемнадцать минут четвертого. Тем не менее ей не хотелось ложиться, она чувствовала желание жить – необоримое желание жить. Отец украл у нее семнадцать лет жизни, но больше она не позволит ему украсть ни одного года. Пусть она и потеряла Стивена, жизнь все равно продолжается. Ей всегда будет недоставать его, но она сохранит к нему чувство благодарности. Ведь это он открыл ей глаза на подлинную жизнь. Ей пришлось тяжело, очень тяжело, но она все-таки выжила.

Она думала, что искра надежды в ней навсегда погасла, но вот она ярко разгорелась. Возможно, колокольный звон ей только послышался, но она безошибочно распознала чувство, народившееся в ее груди. Это была надежда. А пока есть надежда, ничто в жизни не потеряно.

Белл подошла к умывальнику и сполоснула лицо. То и дело отдыхая, причесалась и еще раз тщательно умылась. Затем открыла большой гардероб и, раздвинув платья, вытащила свое любимое голубое бархатное.

И тут вдруг зазвучала музыка.

Музыка!..

Ее руки замерли, сердце так и застучало.

Из-за стены доносился ее любимый вальс. Единственный, который она позволяла себе танцевать.

А может быть, она и в самом деле слышала колокольный звон?

Музыка продолжала играть все громче и громче. Нет, это не галлюцинации.

Теперь все будет по-другому.

Ее отец – навсегда ушедшее прошлое. Ее будущее – Стивен.

Неуверенными шагами, все еще не веря самой себе, она спустилась по лестнице, вышла и поднялась в танцевальный зал Стивена.