
Онлайн книга «Самая сладкая ложь»
Наверное, модель не отреагировала бы так быстро на появление гостя, будь на ней одежда. Боаз, в отличие от Махмета, и не подумал отвести взгляд; Лия подняла с пола халат и накинула его на плечи. — Вы могли бы появиться менее внезапно, — сказал Константин, разглядывая неготовый портрет. — Иди, иди, — махнул он Махмету рукой. — Хватит с меня этих почестей. Махмет почтительно склонил голову и испарился. — Ты, разумеется, не разрешишь взглянуть? — спросил Боаз, кивая на рисунок. — Не разрешу, — согласился Константин. — Я сделал только половину работы. И, похоже, закончу нескоро. — Я могу оставить вас наедине. Честное слово, я не хотел мешать. — Я смогу нарисовать по памяти. Правда, буду лишен удовольствия рисовать с натуры. — Тут он порывисто поднялся, словно только осознал, что к нему кто-то пришел, и пожал Боазу руку. — Здравствуй. Прости, я увлекся. — Ох уж эти творческие люди, — покачал головой Боаз. — Наверное, стоит попросить прощения и у вас, — обратился он к Лие. Она посмотрела на то, как Боаз целует ей руку, после чего закуталась в халат и улыбнулась. — Ничего страшного. Тем более, мне уже пора домой. Махмет ждет. Константин поднялся и жестом пригласил гостя занять свое место. — Присаживайся, — сказал он. — Я скоро вернусь. Сцены прощания Боаз не любил, а поэтому тактично повернулся спиной к Константину и Лие и посмотрел на небо. Небо в этих краях можно было наблюдать бесконечно. Так он простоял минут пять, а то и больше. И опомнился только тогда, когда Махмет и Лия покинули палубу. — Мне тоже нравится небо, — заговорил вернувшийся Константин. В одной руке он держал еще один плетеный стул, а в другой — бутылку виски. — Вот так ты принимаешь гостей? У себя дома ты бы пригласил меня к себе в кабинет, достал бы дорогое вино или коньяк. После этого у тебя поворачивается язык называть себя эстетом? И мы, конечно же, будем пить прямо из бутылки? Константин, уже успевший сесть, устало вздохнул. — Второй пары рук я еще отрастить не успел. Сейчас схожу еще раз. — Сиди уж! Я справлюсь сам. Боаз прошел в одну из комнат, не забыв при этом пригнуться. Должно быть, невысокий Махмет мог тут пройти, но он терялся в догадках, как с этим фактом мирится хозяин яхты, в котором было больше ста восьмидесяти сантиметров роста. Оглядев помещение, гость обнаружил небольшой шкаф. Оттуда он и извлек то, что искал, и поднялся обратно на палубу. Константин разглядывал незаконченный рисунок и выглядел так, будто думает о чем угодно, но только не о яхте и не о делах. Боаз замедлил шаг, потом приблизился и, поставив стаканы, снова занял кресло. — Хорошо, — похвалил сам себя Константин и аккуратно свернул работу. — Такого лица я не видел лет пять. Наверное, даже больше, — сказал Боаз, наполняя стаканы. — Я же просил тебя не смотреть на незаконченный рисунок! Сколько раз можно повторять, что я этого не люблю? — Я про твое лицо. Похоже, капитан, вы заболели этой неизлечимой болезнью всерьез. — Да, похоже, что так, — согласился он, принимая стакан. — Твое здоровье. Боаз сделал пару глотков. — Сразу о деле, или побеседуем о чем-то отвлеченном? — спросил Константин. — Думаю, лучше побеседовать об отвлеченном после дел, — резонно заметил Боаз. — Да, ты прав. — Он задумался и покрутил на пальце перстень. — Как ты знаешь, теперь я занял место «комиссара». — Мои запоздалые поздравления. Меня в очередной раз отправляли по делам. Ох уж это начальство. — Благодарю. Я знаю, что ты занимаешься делом Ицхака. Это правда? Боаз неопределенно пожал плечами. — Занимаюсь — это сильно сказано. Ты хочешь что-то узнать? — Я хочу, чтобы ты передал это дело мне. От удивления гость вытянулся на стуле и испуганно оглянулся, услышав, как скрипнула сделанная из тонкой соломы спинка. — Зачем тебе эта головная боль? — Я располагаю некоторой информацией, которая могла бы кое-что разъяснить. Но мне нужно официальное разрешение от тебя. Боаз сделал еще пару глотков. — Ты мог бы помочь мне сейчас, — сказал он, — не получая разрешения на ведение дела. Почему бы тебе не сделать именно так? — Потому что у вас, майор, нет доступа к этим документам. Они находятся в архиве моего отдела. Точнее, в архиве моего бывшего отдела. — Что документы, связанные с убийством «комиссара», могут делать в аналитическом отделе? Я думал, что они прикреплены к делу. Константин сложил ладони и посмотрел на небо. — Не все, — сказал он. — Ты можешь хотя бы примерно рассказать мне о том, что это за документы? — попросил Боаз. — Я хочу иметь общее представление, не более. — Увы, — покачал головой хозяин яхты. — Я не имею права давать тебе такую информацию. Константин снова наполнил стаканы и отдал один из них гостю. — Я понимаю твое беспокойство, Боаз. В конце концов, я проходил главным подозреваемым по этому делу. — Посмотри, что он припомнил, — упрекнул его майор Толедано. — Ты знаешь, что я ни на секунду не сомневался в твоей невиновности тогда, не сомневаюсь и сейчас. Но ты должен понять меня правильно. Если это что-то, о чем я могу знать, ты обязан мне сообщить. — Я никому ничего не обязан, — прервал его Константин. — И, как я уже сказал, никакой информации я тебе дать не могу. Не потому, что не хочу. А потому, что не имею права. Боаз поджал губы и долго вглядывался в морскую даль. — Если я узнаю, что ты в этом замешан — пеняй на себя. — Мне кажется, ты присутствовал, когда Нурит меня допрашивала. И видел показания детектора лжи. — Детектор лжи. Ты сам при желании смог бы им поработать. — Боаз допил виски и поставил стакан рядом с бутылкой. — Послушайте меня, капитан. На следующей неделе я передам вам дело «комиссара» Бен Шаббата. Но учтите, что с этого момента я буду следить за вами очень внимательно. И если вы оступитесь хотя бы один раз, я вам этого не прощу. Это первое. А теперь второе. Как вы понимаете, я оставлю за собой некоторые полномочия. И я должен быть в курсе новой информации. Разумеется, если я буду вправе ее видеть. Вы меня понимаете? — Разумеется, майор. Константин посмотрел на него, и взгляд этот был довольно-таки холодным. Боазу показалось, что дружеская обстановка теперь приобрела зловещий оттенок. Капитан Землянских глаз не отводил и через несколько секунд заговорил снова. — Я вижу, ты мне не веришь. |