Онлайн книга «Гильотина для госпитальера»
|
Сколько времени боролся Сомов – он не знал. Но начало что-то получаться. Тела приходили в какое-то соответствие друг с другом. Но госпитальер понимал, что не удержит их долго. Возможности «раковины» безграничны. Но ограничены возможности человека, вошедшего с ней в контакт. Может позже, когда он проникнет глубже в болезнь, проникнется ее духом, он сможет вылечить этих людей, так нуждавшихся в помощи. Но сегодня он был не способен на это. Сегодня он мог только немного выдернуть сознание курсанта Военно-Космической академии Серебрякова на поверхность нашего мира. Неожиданно курсант открыл глаза. В них была боль. И госпитальер понял, что почти достиг цели. – Как тебя зовут? – спросил Сомов. – Я не знаю. – Павел… – Павел Серебряков, – жестяным голосом произнес пациент. – Я – курсант Военно-Космической академии Павел Серебряков. Я – Павел Серебряков… – Вы больны. – Я, курсант Павел Серебряков, болен. – Когда это началось? – Я курсант Павел Серебряков. – Когда мир сломался, Павел? В глазах больного появилось понимание. – Класс спецтренажоров. Я там был один. Там все началось. – Что началось? – Там было очень плохо. – Что там произошло? – Я пришел туда раньше других… Я сидел на стуле и смотрел информпакет по навигации. И тут… Он замолчал. – Ну же! – Тут пришел он. – Кто? – Гость. – Какой он был? – Обыкновенный… Я, курсант Серебряков… – Какой он был?! – Не помню. Он сказал: «Ваш мир перешел „черту“ Он на гране глобальной катастрофы. Спасутся избранные». – Что? Так и сказал? – Да. – «В мире много зла. Мир погряз во зле. Зло – материальная сила. Зло взорвет ваш мир». – Так и сказал? Кто он? – Вестник. Я – избранный. Я – спасусь. Я должен отдать долг. – Какой долг? – Я, курсант Серебряков… Госпитальер понял, что теряет контакт с «раковиной». В глазах померкло. Он начал заваливаться набок, падая с кресла. Филатов кинулся к нему и поддержал его. – Я в порядке, – кивнул Сомов, отводя руку друга. – Уходим. * * * Арена представляла собой стеклянный круг метров семидесяти диаметром, над которым в семи метрах завис, удерживаемый едва различимыми витыми колоннами, такой же круг, утыканный, как еж иголками, тонкими антеннами сенсорнаведения. Арене было далеко до Большой Арены Нью-Тауна – гигантского суперсовременного сооружения, оснащенного самой совершенной аппаратурой для массовых сенсоригрищ и объемных садомахов – та могла вместить до миллиона человек, психокинетический напор, когда она заполнялась хотя бы на треть, был такой силы, что прокатывался по Нью-Тауну, и даже на окраинах всю ночь не могли прийти в себя собаки, мяукали коты и утром головная боль мучила людей, не додумавшихся включить на ночь электромагнитную защиту. Малый Мадрид – город в пяти тысячах миль от Нью-Тауна – заслужил славу обители умеренных, а то и патриархальных нравов. Поэтому сенсоригрища на местной Арене были вполне пристойными. До композиций новой звезды сезона Стала Людолюба здесь было далеко. К часу ночи сюда стали стекаться люди. Сотни людей. До начала сенсоригрища оставалось полчаса, и агрессивные плоскуны, шокирующие голонудисты, взведенные «отпадники» – искатели сенсорудрволъствий, неразборчивые во вкусах волновые наркоманы и просто пристойные граждане толкались в ожидании сеанса. Все было как всегда. У кого-то еще до начала представления начался припадок наркоголодания, и дежурящий врач в сопровождении киберпаука-медика начал колдовать над несчастным, угощая того небольшой дозой электромагнитного нарковоздействия. Здесь была своя тусовка. Многие люди знали друг друга. Сновали торговцы запрещенными тяжелыми нейросенсориками. Витал запах эротических духов-возбудителей и нового модного одеколона, пахнущего отвратной гнилью. Кого-то ткнули виброножом, и доктору опять нашлась работа, через три минуты появился глайдер с реанимационным контейнером, а полицейский-робот начал журить скованного в наручники плоскуна, не обращая внимания на сыпящиеся удары железных прутьев и виброножей, которыми награждали его товарищи задержанного. Наконец робот выписал правонарушителю штраф, и отъехал на бронегусеницах в сторону. Так что все было относительно тихо, пристойно и не предвещало неприятностей. И вот действо началось. Джек Поганец – гастролирующий представитель умеренного направления кретинрока – воспарил на гравиплатформе над Ареной. Он был коротко стрижен, похож на банковского служащего, одет в темный смокинг и бабочку. Вспыхнул и начал переливаться свет – он вспучивался ядерными грибами, плел лазерные кружева. Он бил по глазам и по нервам. Потом на уши надавил неслышимый инфразвук, вызвав укол пьянящего ужаса. Начали появляться и рушиться беспорядочные абстрактные СТ-проекции. И это в полном молчании. – Ура, слизни! – прокатился голос Джека Поганца. – Слизни, слизни! – завизжала толпа. Джек сделал движение, и из его рукавов посыпались звезды. Они касались лиц людей, полыхая жаром, но не причиняя вреда. По Арене поползла жуткая вонь. – Грязные, вонючие, мерзкие, пахучие. Кто? – взвизгнул Джек. – Мы! – заревела толпа. – Слизни! Голос его становился громче. Он рокотал весенним громом, и спасения от него не было. Но никто и не искал спасения. Всем хотелось большего. Все знали, что это только начало. Иголки генератора сенсорнаведения начали подрагивать и покрылись зелеными и синими молниями. – Блюй на смокинг ближнего! – заорал Джек. – Слизни! Да! – взревела толпа. И каждый в ней ощутил, что волна приятной боли обрушивается на него, что он перестает быть собой, а становится частью в унисон ревущей толпы. – Испражняйся! – орал Джек. – Слизни! – вторила толпа. – Сношайся! – визжал Джек. – Слизни! – вторила толпа. – Вонючки, пахучки! – бил себя кулаками по телу Джек. – Мы-ы-ы! – радостно выла толпа. Усики генератора накалялись все больше. Все дальше в людях отходило осознание собственного эго. Радостная разрушительная волна несла людей вперед. Там, где в нарастающей вони, в океане отвратного вкуса, появившегося во рту, в легкой боли маячил черным и желанным провалом ОН! МАЯЧИЛ КАЙФ! |