Онлайн книга «Пресс-центр. Анатомия политического преступления»
Фрэнк всегда помнил, как отец, внушая ему преклонение перед временем, то и дело возвращался к Онассису. "Пойми, он стал великим только потому, что с самых детских лет понял цену минуте". (Семьи соседствовали в Смирне; деды дружили; Онассис обычно находил и помогал тем, кто из одного с ним корня.) Отец Фрэнка рассказывал, как тринадцатилетним мальчиком Аристотель Онассис начал работать на табачной фирме своего отца, крупнейшего коммерсанта Смирны; в пятнадцать лет он бегал по горящему городу во время греко-турецкой резни, делая все, что в его силах, лишь бы спасти отца, брошенного турками в тюрьму, от расстрела; научился давать взятки тюремным стражникам, завязывать отношения с нужными людьми, по ночам учить английский язык и утром ублажать американского вице-консула, который давал пропуска для свободного прохода по городу и в порт; менять на борту сигареты на виски, снабжать этим виски тюремное начальство, тех, от кого зависело, вписать имя отца в список на расстрел или оставить до следующего дня; плакать, смешить, доказывать, стращать, сулить, умолять турецких бизнесменов, чтобы те замолвили слово за арестованного греческого фабриканта; он не знал, что такое нормальный сон, двигался двадцать часов в сутки и в конце концов спас отца, вывез в Грецию, а там старик обвинил его в том, что он утаил большую часть его денег, и семнадцатилетний мальчик навсегда покинул родной дом, уплыл в Аргентину, работал день и ночь телефонистом в компании ИТТ, скопил денег и начал торговать турецкими сигаретами… Как-то раз Фрэнк, улыбнувшись, заметил: — Папа, а почему ты обходишь вопрос о любовных делах Онассиса?.. — Аристотель любил и Грету Гарбо, и великую певицу Марию Каллас, и Жаклин, и прекрасную балерину из труппы Анны Павловой, но позволил себе все это только после того, как стал могучим человеком, а он стал таким, когда ему исполнилось тридцать… Фрэнк рассмеялся. — Папа, ты плохой воспитатель… Нельзя лгать ученикам… Ведь Онассис впервые согрешил с дочерью служанки в доме отца, когда ему только-только стукнуло одиннадцать… — И ты веришь россказням газетных болтунов? — вздохнул отец. — Господи, как неблагодарен этот мир и злобен… — Папочка, мне об этом говорил сам Аристотель… Он даже сказал о том, как его отец заметил: "Спи только с теми, сынок, связь с которыми не принесет ущерба твоей карьере…" — Не кощунствуй! — возмутился старший По. — Он не мог тебе сказать этого! Ты еще мал, не дорос до того, чтобы Аристотель пустился с тобою в такие откровения! — Мне двадцать пять, папа, в этом возрасте Онассис уже ворочал делами. — А ты для меня и в пятьдесят останешься ребенком! — Не быть мне тогда Онассисом. — Не быть, — согласился отец. — Таких, как он, бог дарит Греции раз в столетие… "Этот семидесятилетний, — думал Фрэнк, чувствуя, что подходить еще рано, секунд сорок в запасе, а то и сорок пять, — чем-то он похож на Онассиса, только тот был коротышкой, а седой красавец высок, как Ланкастер… В конечном счете, — услышал он свой голос и отметил, что в голосе была тревога, — Онассис тоже имел дело с такого рода типами, мафия, ясное дело, но, черт побери, не нам же заниматься черновой работой; я не намерен никого ни к чему принуждать, я имею дело с идеей, с прекрасной идеей нашей свободы, ей я служу, если кто-то мешает, его надо уметь заставить отойти с дороги, и все… Шеф не сказал мне, кто этот человек, тоже конспиратор, будто у меня две извилины… Но ты сейчас захотел выпить, — понял он себя, — отчего тебе захотелось выпить? И не просто так, как это принято, взял скоч [29] со льдом и тяни его весь вечер, подливая соды, а по-настоящему, тягучим, длинным глотком…" — Добрый вечер, у вас свободно? — спросил Фрэнк, подойдя к седому. — Вообще-то я жду гостя… — Вот как… А я только что приехал из Стамбула… — Так присядьте… Выпейте чашку кофе… — И привез привет и письмо от Казема… — Я так и понял, что это вы… Меня зовут Пьер Ниссо… — А меня Якуб Назри. — Очень приятно, — ответил Ниссо и обратился к Фрэнку на великолепном турецком. Фрэнк покачал головой. — Я родился на Кипре, жил в греческой общине. Ниссо заговорил по-гречески; словарный запас его был не очень велик, но произношение отменное. Фрэнк ответил ему на смирнинском диалекте; отец не разговаривал с ним дома по- английски; ему подавали только греческую еду, вино тоже. Ниссо удовлетворенно кивнул, закурил тонкую черную сигарету, спросил: — Что будете пить? — Виски. — Со льдом? — Нет, чистое. — О'кэй. А я возьму пастис, чем-то напоминает греческую водку, не находите? — Нахожу. — Помоем руки? — Непременно. Они спустились в полуподвал, там возле будки телефона-автомата были уборные; они вошли в тесную комнатку, Ниссо запер дверь, пустил воду и сказал: — Ну, что у вас, давайте. Фрэнк молча протянул ему фотографии. Ниссо глянул на них мельком, смазал, что называется, вернул Фрэнку. — Я знаю этих людей, и в нашей картотеке есть фотографии лучшие, чем ваши, слишком контрастны, сделаны на черно-белой пленке. Где они? — На рю Вашингтон до девяти. Потом будут на рю Муффтар, в критском ресторане… — Хорошо… Теперь о деле… Я имею в виду наше дело, мистер Назри… Мои друзья заинтересованы в приобретении пяти миль пляжа вдоль по берегу Параны в Парагвае… — Вас интересует финансирование? — Нет. Эти земли принадлежат "Юнион пасифик"… Они в запустении. Надо, чтобы ваши друзья подействовали на боссов этого концерна. За ценой мы не постоим. — Считайте, что вы приобрели эту землю. — О'кэй. Мои друзья будут удовлетворены таким ответом. Ниссо достал из внутреннего кармана пиджака портмоне, плоское, черепаховое, легко, жестом провинциального фокусника открыл его, достал листок тонкой бумаги. — Прочитайте и подпишите, — сказал он. фрэнк пробежал текст: "Мои друзья, а по их поручению я, гарантируют, что земля по реке Парана в Парагвае, находящаяся ныне во владении фирмы "Юнион пасифик", будет продана в течение ноября-декабря сего, 1983 года тому, кто предъявит эту бумагу". — У меня нет ручки. — У меня есть, — и Ниссо протянул фрэнку "паркер". фрэнк подписал так, чтобы не коснуться бумаги пальцами. Ниссо покачал головой. — И оттисните два пальца подле вашей подписи, Назри. Бумага соответствующим образом обработана, доказательство должно быть абсолютным. |