Книга Путешествие безумцев, страница 50 – Хелен Хамфриз

Мальчик опять замотал головой, кусая пирог.

– Там ты будешь представлять мальчика, а я – твою маму. А потом мы придем сюда и пообедаем. Хорошо?

– Хорошо, – ответил Гус.

– Ну вот и договорились, – сказала Энни, радуясь, что хотя бы в общих чертах разъяснила ему, чего от него хотят.

В студии Изабель с утра пребывала в расстроенных чувствах, так и не решив, как ей следует поставить мальчика.

– Мальчишки, – бормотала она. – Опять мальчишки, черт бы их побрал… Где ты запропастилась? – набросилась она на Энни. – Как тебя зовут, молодец?

– Гус, мэм, – пискнул малыш и втянул голову в плечи.

– Что это с ним? – спросила Изабель. – А он часом не болен?

– Мэм, он просто стесняется.

– Говорю тебе, он нездоров. Ну ладно. Присматривай за ним получше.

Мальчик отступил назад и нахохленным воробьем прижался к треноге.

– Что-то он мне не нравится – не могу объяснить почему, – Изабель поморщилась. – Не вернуть ли нам Аделину? Он какой-то…

– Чувствительный к несовершенству мира, – подсказала Энни.

Изабель взглянула на Энни, потом снова внимательно посмотрела на мальчика, но и на этот раз не заметила в нем ничего для себя привлекательного.

– Знаешь, мне пришла в голову мысль сделать серию работ с тобой и Иисусом в разном возрасте. Но только – чем старше будет Иисус, тем больше ты будешь походить на его любовницу, а не на мать.

Изабель фыркнула.

– А вот теперь у нас будет чахоточный Христосик.

– Вы зря беспокоитесь, мэм, – возразила Энни. – Все будет отлично.

Не в силах придумать ничего нового, Изабель сфотографировала Энни с Гусом в той же позиции, в какой она снимала ее с Аделиной. Вопреки ожиданиям мальчик оказался очень послушным и сообразительным и выполнял все требования Изабель беспрекословно и быстро. «Вот прирожденный слуга» – подумала Энни, наблюдая за ним. – Пройдет положенное время, он подрастет и станет камердинером в доме Изабель».

После сеанса Энни повела мальчика на кухню, а Изабель осталась в студии. Последнее время она не хотела видеть Эльдона. И поэтому отказалась от совместных обедов в столовой. Еду ей приносила прямо в студию кухарка, но Изабель подчас не проглатывала и куска. Сейчас она хотела напечатать одну из сегодняшних фотографий – оценить свою новую модель.

Гус получился неожиданно хорошо. Его худоба смотрелась как изысканная утонченность, а глаза были полны томным чувством.

– Ты была совершенно права, Мэри, – сказала Изабель Энни, когда та вернулась в студию. – Он вышел совсем неплохо.

– Вы назвали меня Мэри, мэм. – Энни подумала, что ослышалась.

– Буду пока называть тебя Мэри. И все время, не снимая, носи плащ. Это чтобы тебе было легче вжиться в образ. И мне это поможет ставить композиции.

Когда Энни появилась на Портмен-сквер, миссис Гилби заявила: «В этом доме были только Мэри и Джейн. Ты будешь Мэри».

– Я не хочу, мэм, – ответила Энни, закусив нижнюю губу:

– Прошу тебя, пожалуйста, – сказала Изабель. – Это только на время – пока мы будем делать эту серию работ. – Она ласково потрепала Энни по плечу.

На следующий день Изабель попросила Энни запереть мальчика в чулане.

– Я буду делать из него ангела, и мне нужно, чтобы у него во взгляде было выражение легкого отчаяния.

– В чулане? – Энни бросила взгляд на бледного ребенка в углу студии.

– Это лучшее средство. Я проверяла!

– Хорошо, что вы меня не запирали в чулане.

– С тобой это не нужно, Мэри!

Мэри. Это имя действовало на нее, как удар хлыста.

– Надолго? – спросила она.

– Часа на два.

– Два часа, – с сомнением произнесла Энни, вспомнив чулан, где запирала ее миссис Гилби.

– Подействует! Поверь мне! Иди сюда, Гус, сейчас Мэри отведет тебя в дом.

– Ты можешь изобразить легкое отчаяние во взгляде? – спросила его Энни, когда они вышли из студии.

– Что, мисс? – вытаращил глаза Огастес.

– Раз так, то надо будет потренироваться. Пойдем туда, где никто нас не увидит, – сказала Энни.

Она взяла малыша за руку и увела его на берег пруда.

– Ну вот, мы посидим здесь и потренируемся, пока ты не научишься изображать во взгляде легкое отчаяние. А потом мы вернемся к миссис Дашелл и скажем ей, что ты сидел в чулане.

– Зачем это, мисс? – удивился мальчик.

– Ах, если бы я сама это знала! – ответила Энни.

После часового сидения на берегу пруда на лице мальчика появилось выражение глубокой скуки, которое вполне могло бы сойти за искомое выражение легкого отчаяния.

– Ну вот и замечательно, – сказала Изабель, когда они вернулись в студию. – Как раз то, что надо! Ты не сердишься на Мэри?

– Нет, – ответил Гус.

Энни пообещала ему пирог с вареньем по окончании сеанса. Он думал теперь только об этом и готов был вытерпеть все, что угодно. Теперь пирог был для него целью, а все остальное – не более чем путем к этой цели.

– Понимаю, – кивнула Изабель, которой не нравилось, когда Энни на нее сердилась. – Разве ради того, чтобы создать настоящее произведение искусства, не стоит принести такие скромные жертвы?

– Я сама – произведение искусства, – ответила Энни.

Она уже почти не боялась Изабель.

– Мне идти к вам, мисс, или сесть на пол? – спросил Гус. – Я забыл, как глядеть! – вдруг переполошился он, решив, что теперь его обязательно лишат пирога.

В его взгляде появилось самое настоящее отчаяние.

– Отлично! – воскликнула Изабель, бросаясь к камере. – Стой там, где стоишь!

Когда через много лет Энни будет возвращаться мыслями в этот день, она уже не вспомнит ни свою обиду на Изабель за то, что она называла ее Мэри, ни то, как она приказывала ей запереть мальчика в чулане. Она забудет даже, каким прекрасным – ясным и солнечным – был этот день. Память Энни сохранит только ощущение бесконечного, всеобъемлющего счастья.

– Смотри на меня так, как будто любишь меня!

– Ангел – это очень хорошо, – сказала Энни, приспосабливая крылья из гусиных перьев к рукам Гуса.

– Это не значит, что я умер?

– Нет-нет! Ангелы – это такие крылатые духи, – объясняла Энни малышу. – Господь посылает их, чтобы они исполнили его волю, и они летят по небу, как птицы.

– Я большой! – Довольный ребенок взмахнул крыльями перед зеркалом. В таком обличье он вполне мог сойти за орла.