Книга Черная радуга, страница 21 – Марина Серова

Я достала замшевый мешочек с моими магическими советчиками, закрыла глаза и аккуратно выкатила кости на скатерть.

33+20+3.

«Время от времени любые дороги пересекаются с тропинками, по которым к людям подкрадывается беда».

Если верить, что гадание — это способ определения наиболее вероятного развития событий, то мне следует готовить себя к крупным огорчениям. А может быть, кости имеют в виду вовсе не меня?

* * *

…Девятиэтажное, безликое, восьмиподъездное сооружение протянулось вдоль улицы на добрых двести метров.

Много ли надо русскому человеку?

Отдельный угол и работающий мусоропровод — ответили бы нам современные зодчие, спроектировавшие сие «чудо».

А как быть, если хочется иметь погреб, домофон, нормальную автостоянку, прачечную, спортзал, магазин и кафе, а также летний сад на крыше? К ним чистые стены, цветы на подоконниках и занавески на лестничных клетках?

Пустая банка из-под пива заскрежетала по полу. Свинарник тот еще. В подъезде вонь. Но лифт, вопреки всему, работает. Кнопка четвертого этажа обгорела. Скорее всего работа какого-то не в меру любознательного подростка. Пришлось нажать на ее обугленные остатки.

Дверь открыла убегающая на работу замученная жизнью хозяйка, продолжающая, несмотря на приближающееся время «ч», носиться по квартире в бигуди.

— Здравствуйте, вам кого?! — поинтересовалась она неприлично громко, продолжая держать одной рукой за косичку маленькую дочь.

— Соседей ваших нет дома?..

Она отправила чадо в глубь квартиры.

— У Савельевых убили сына. Они повезли его хоронить в деревню.

Я предъявила лицензию.

— Вы не можете мне ничего рассказать?

— Вы знаете, я на работу опаздываю, — она подергала рукой домашний халат, намекая на невозможность продолжения разговора из-за недостатка времени. — Поговорите лучше с Петром Геннадиевичем. — Указательный палец несколько раз ткнул в противоположную дверь. — Игорь, как пришел из армии, все время пил. Обычно на пару с соседом.

Я послушала ее совета и пару раз нажала на кнопку звонка.

— Звоните еще, — подначивала не исчезнувшая за бетонными стенами бигудиносная мамаша. — Он обычно с ночной когда приходит, — она щелкнула пальцем по горлу, — спит до полудня, потом снова на работу.

— Спасибо, попробую.

Постояв немного, я снова нажала на звонок.

Наверное, после десятой попытки дверь распахнулась, и заспанное существо, способное нести игрек-хромосому, уставилось сквозь пьяный туман на растревожившую его дамочку.

— Завьялов Петр Геннадиевич слушает, — сообщил он, приглаживая фрагменты волос на почти голой кости, защищающей зачатки мозга.

Я впихнула его внутрь.

— Ты зачем Игорька споил, быдло?!

Он не ожидал столь интенсивного воздействия, а потому просто сделал пару шагов назад и упал на спину, сильно ударившись головой.

Я испугалась. Только не в отключку! Только не в обморок! Неужели именно это предвещали кубики?

Петр Геннадиевич застонал и приподнялся.

— Ты сдурела, телка!

«Хорошо, что у тебя череп крепкий», — похвалила я про себя матушку-природу.

— Ты почему, скотина, парня молодого извел?! — Я вытащила фотографию Игоря и стала тыкать ему в лицо. — Зачем споил? Зачем?!

Фотография была сделана без соблюдения каких-либо этических норм. С нее смотрели открытые глаза безжизненного тела. Ничего приятного в созерцании этого фотохудожества не было.

— Ты кто? — Он снова встал на ноги, благоразумно держа руки вдоль туловища.

— Сестра, — отрезала я. — Давай рассказывай, как Игоречек умер.

Геннадиевич отступил и сел на диван.

— Мы пили, — начал он и, извинившись, потянулся к опорожненной наполовину бутылке «Жириновской».

Я ловко выкрутила ему кисти и отняла пойло.

— Получишь, когда расскажешь.

Он скис окончательно и, поморгав немытыми воспаленными глазами, открыл рот:

— Игоря я не убивал! — Это было признание, достойное Страшного суда. — Человек пришел из армии, а пить ему не с кем. Будешь употреблять один, станешь алкоголиком… — Я не перебивала его, хотя очень хотелось. — Друзей у него не было. Только я ему друг — у меня деньги, у меня водка и знакомый в кабаке, который завсегда нальет в кредит.

— Что за кабак?

— «Горбун».

— Вы там часто появлялись?

— Как деньги. Но пили мы и у меня. Разве плохо? Квартира двухкомнатная, холодильник, ванная, — он дернул рукой, будто сеял пшеницу.

Я не выдержала и влепила ему пощечину.

— Сестра, спокойно, — остановил меня Завьялов. — Угробил его Пашка, бармен, он ему много наливал. В тот вечер Игорь отправился к нему один. У меня перерыв. Железно. Сердце, понимаешь. За здоровьем надо следить.

* * *

Вытряхнув из борца за собственное здоровье необходимые мне сведения, я удалилась восвояси.

Через четверть часа будут выносить Лену. Надо успеть на похороны. Я ведь обещала Кондратьеву. Или не стоит так беспокоиться? В конце концов, я же работаю.

Какой русский не любит быстрой езды! Я вдавила акселератор в пол и сорвалась с места. Выворачивая на шоссе, чуть не задела микроавтобус, вылетела на свободную полосу и понеслась.

Впереди пешеходный переход, скорость семьдесят и продолжает расти. Несколько человек собрались ступить на проезжую часть. Прикидываю свои возможности. Успеваю. На спидометре восемьдесят пять. Проношусь перед носом у пешеходов. Шарахаются назад, наверное, кричат что-то вслед.

Обхожу старенький «Форд», «Татру», «пирожок», «Запорожец», впереди светофор, уже желтый. Скорость сто двадцать. Прошла. Впереди поворот. Согласна на сто. Покрышки новые. Нет, пожалуй, сброшу еще. До рынка еще километра три. А там метров семьсот, и я у дома Лены. Сто десять, сто двадцать. Еще поворот. Начался трубопровод. Закрытое кладбище. Мне, слава богу, пока не сюда. Притормаживаю, снова ускоряюсь. Педали, словно клавиши пианино, прыгают под ногами.

Вылетаю к рынку, верчу головой и вижу, как мне машет сержант ГАИ. Приехали.

— Инспектор Пыр…вс…лов, — как всегда разборчиво, представился постовой, небрежно козыряя мне и при этом получая мотающимся на кисти руки жезлом по собственной квадратной физиономии.

— Я что-то нарушила? — справилась я, протягивая в окошко двадцать баксов.

Купюра мелькнула в воздухе и исчезла в кармане.

— Нет, все в порядке, можете ехать, — улыбнулся он. Превышение скорости в два раза против дозволенного — сейчас такая мелочь.