Онлайн книга «Время прибытия»
|
– Голосуем. Кто за то, чтобы отложить? – призвал он и сам поднял руку. Против проголосовал Бутенин. Полубояринов воздержался. – Мы, Юра, не можем сегодня утвердить решение собрания о твоем приеме, – отечески объяснил первый секретарь. – Но ты не расстраивайся: мы тебе не отказываем, через месяц ждем на бюро. До свиданья, можешь идти… После того как Семенов, словно выгнанный вон из класса, вышел за дверь, Шумилин поднялся, попросил встать ребят и привычно поздравил их со вступлением в комсомол, пожелал хороших дел, отличной учебы и посоветовал не забывать, что членами ВЛКСМ они стали на славной земле Краснопролетарского района. Потом буднично пояснил, когда можно получить готовые документы, и попросил задержаться Спиридонову. – Что же вы так готовите вступающих! – возмущенно спросил он поникшую Леночку. – Анкеты – я потом посмотрел – как под копирку написаны. Умненькая Спиридонцева давно усвоила, что смиренное молчание – лучший довод в споре с руководством. – Я предлагаю, – возвысила голос неутомимая Шнуркова, – строго указать комитету ВЛКСМ триста восемьдесят пятой школы на недопустимость формального подхода к подготовке вступающих. Через два месяца заслушать отчет о принятых мерах… А еще я с Ириной Семеновной отдельно поговорю! После затянувшегося приема женская часть бюро и некоторые из мужчин взмолились о перекуре. Проходя в кабинет второго секретаря, где обычно собирались, чтобы подымить, Шумилин заметил, как непривычно угрюмая Леночка Спиридонцева придвинула осунувшегося Семенова к стене и что-то шипит ему в лицо. В задымленной комнате он застал громкий спор. – Что же получается! – возмущался Бутенин. – Прокатили парня только за то, что он честно ответил. Выходит, сами мы можем конвейерным способом принимать, а от детей требуем глубоко личного отношения? – Я ему этот вопрос не задавала, – спокойно возразила Шнуркова. – Да я тебе про другое говорю. Вопрос можно любой задать. Одним словом, парня мы через месяц примем, а вот что у него в душе останется: мол, правду говорить себе дороже? Так?! – Останется, что нельзя быть начетчиком! – отрубила третий секретарь и ввинтила в пепельницу искуренную до фильтра сигарету. – Да сама ты начетчица! – взорвался Бутенин. – Для мальчишки же это трагедия, он просто растерялся. – Если человек знает, зачем ему комсомол, он не растеряется. А принимать людей, идейно не подготовленных, нам никто права не давал! – Ты это серьезно? – опешил Бутенин. – Более, чем… – Ну, тогда тебя не переспоришь… Шумилин еще долго помнил про тот случай, а когда через три месяца Спиридонцева докладывала о принятых мерах, поинтересовался, как там Семенов, почему его не приводят на бюро. – А он не хочет! – обиженно сообщила Леночка. – И вообще последнее время он учиться хуже стал, безобразничает. Родителей в школу вызывают… – Работать нужно с несоюзной молодежью, – нахмурился первый секретарь. – А мы работаем! – Вот так, да?.. – строго переспросил Шумилин, но тут его соединили с городом, и он начал ругаться из-за стендов для расширяемого районного музея истории комсомола и пионерии. А потом он забыл. Так вылетает из головы номер ненужного телефона или имя случайного знакомого. Забыл на два года. А теперь вспомнил… – Михаил Владимирович! – попросил Шумилин. – Я хотел бы поговорить с молодым человеком с глазу на глаз. Извините. Инспектор пожал плечами, взглядом показал сержанту на открытое окно, и они вышли. – Значит, говоришь, по личному вопросу приходил? – спросил первый секретарь после того, как дверь закрылась. – Приходил. – А что же ты потом не пришел? Обиделся? – Мне подачек не надо, – ответил парень, удивленный, что его все-таки вспомнили. – Обиделся! А жизнь самому себе испортил. Да-а, Юра, Юра, ты даже не понимаешь, что натворил! Краснопролетарский руководитель почувствовал себя мудрым и добрым человеком из какого-то очень знакомого, шедшего недавно по телевизору фильма. Насколько запомнилось содержание, Семенов должен был расплакаться, как мальчишка. И он заплакал. Но не по-ребячьи, распустив нюни, а по-мужски, без слез, закусив губы и сотрясаясь всем телом. – Успокойся! – строго сказал Шумилин и опять же, как в том фильме, налил парню воды. – Приведи себя в порядок. Я сейчас вернусь… Он вышел в зал заседаний и подсел к нетерпеливо дожидавшемуся инспектору: – Сколько же ему могут дать? – Ну, это уж суд решать будет, – удивленно ответил Мансуров. – А по вашему опыту? – Смягчающих обстоятельств нет. Сначала в колонию для несовершеннолетних отправят – может быть, и со взрослыми досиживать придется. Вы же за него ходатайствовать не собираетесь?! – Нет… Не знаю… Спасибо. Можете забрать его. Шумилин дождался, пока капитан уведет Семенова, вернулся к себе и снова почему-то решил позвонить Тане, но, задумавшись, так и замер, прижимая к уху гудевшую трубку. Нужно было решать. …Допустим… Допустим, даже если кто-то и узнает в этом взрослом парне того растерянного мальчишку или вспомнит давнюю историю с Семеновым из 385-й (что в присутствии Ковалевского и Околоткова очень некстати) – все равно ничего страшного не произойдет. Кашу заварила Шнуркова, бюро, в сущности, поддержало; в крайнем случае райкому придется разделить, как говорится, с семьей и школой вину за одного из упущенных подростков. А персонально первого секретаря вслух не сможет упрекнуть никто! В дверь заглянула Аллочка: – Николай Петрович, члены бюро собираются. – Пусть рассаживаются. Я иду. …Так вот… Никто, кроме самого же первого секретаря, который, как известно, не привык расплачиваться за свою карьеру чужими судьбами. Не привык… Но тогда… В кабинет ворвался энергичный, как паровой молот, Чесноков: – Командир! Ковалевский и Околотков… – Где?! – бросив трубку, вскочил Шумилин. – У подъезда, друг друга вперед пропускают. Если ты сегодня с ними обо мне договоришься, вопросов не будет. – Очень ты суетишься. – А у меня нет папы-начальника, чтобы я не знал, куда руки от скромности девать, пока он бы мне по телефону жизнь устраивал! Торопясь к двери, Шумилин хотел возразить, но тут грянул прямой телефон, и он быстро вернулся. Звонила Галя. По-семейному, как ни в чем не бывало, только немного заискивающе, она просила привезти от свекрови Лизку «к нам домой» и, если можно, освободить вечер, чтобы поговорить… Такого поворота событий первый секретарь не ожидал. |