Онлайн книга «Смертельный холод»
– Это у нас кто – коридорный? – Non, Madame Gamache, désolé [52] . Это всего лишь пекарь. – С батоном, я надеюсь. Рейн-Мари вышла из кухни, вытирая руки о полотенце. Когда она увидела мужа, ее лицо расплылось в улыбке. Она не могла удержаться. Гамаш стоял в коридоре, обеими руками держа коробку, кожаная сумка сползла с его плеча, пытаясь утащить за собой и пухлую куртку цвета жженого сахара, из-под мышки у него торчал батон, упираясь концом ему в лицо. – К сожалению, сила уже не та, что была когда-то, – криво улыбнулся он. – Меня устраивает, месье. Рейн-Мари осторожно вытащила батон из-под его руки, что позволило ему наклониться и поставить коробку на пол. – Voilà [53] . Хорошо быть дома. Он обнял ее и поцеловал, чувствуя ее нежное тело даже через куртку. Они оба располнели по сравнению с временами их молодости, и никто из них уже не смог бы влезть в свои свадебные наряды. Они выросли и в других отношениях, и Гамаш полагал, что это к лучшему. Если жизнь означает рост во всех направлениях, то его это устраивало. Рейн-Мари тоже обняла его, чувствуя, как ее свитер впитывает влагу с его заснеженной куртки. Но ее это не особо волновало. За малое неудобство она получала огромное удовольствие. Гамаш принял душ, надел чистую водолазку и твидовый пиджак, после чего они вместе с Рейн-Мари выпили по стаканчику вина перед камином. Это был первый спокойный вечер после нескольких недель всевозможных семейных хлопот и рождественских вечеринок. – Поедим здесь? – предложил Гамаш. – Замечательная мысль. Она поставила раскладной столик перед их стульями, подала boeuf bourguignon с яичной лапшой и корзиночку с нарезанным батоном. – Какая странная пара, – заметила Рейн-Мари, когда он рассказал ей о событиях прошедшего дня. – Мне непонятно, почему Си-Си и Ришар жили вместе. – Мне тоже. Ришар Лион такой пассивный, такой неловкий. Но все же я не знаю, в какой степени его поведение – игра. В любом варианте такой спутник жизни не может вызывать ничего, кроме раздражения, если, конечно, супруга не такая же или не чрезмерно терпеливая. Но Си-Си де Пуатье не была ни той, ни другой. Ты про нее слышала? – Никогда. Но в английском сообществе, возможно, про нее знают. – Я думаю, знаменита она была только в зеркале. Лион дал мне вот это. Он залез в сумку, лежавшую рядом с его креслом, и вытащил оттуда «Клеймите беспокойство». – Издано на деньги автора, – сказала Рейн-Мари, изучив обложку. – Лион и его дочь все это видели? Гамаш кивнул, нанизывая на вилку кусок нежного мяса: – Они были на трибуне. Лион не знал, что что-то случилось, пока не увидел, что все смотрят туда, где сидела Си-Си. Люди начали покидать места. Габри подошел к нему и сказал, что произошел несчастный случай. Он вдруг понял, что говорит о Габри так, будто Рейн-Мари знает этого человека. И она, казалось, понимала его. – А дочка? Ты сказал, ее зовут Кри? Что за имя такое – Кри? Зачем так издеваться над ребенком? Вот бедняжка. – Это еще не все. Она не в себе, Рейн-Мари. Какая-то отрешенная от всего. Чуть ли не в ступоре. И она такая огромная. У нее фунтов пятьдесят-шестьдесят лишних, а ей всего двенадцать или тринадцать лет. Лион так и не вспомнил точно сколько. – Ну, если ты толстый, то это еще не обязательно несчастливый, Арман. По крайней мере, я на это надеюсь. – Это верно. Но тут кое-что посерьезнее. Она словно отключилась от внешнего мира. И это еще не все. Когда произошло убийство, то, по словам Лиона, он видел, как Си-Си лежит на снегу и люди пытаются вернуть ее к жизни, но он не знал, где находится Кри. – Ты хочешь сказать, он ее не искал? – удивленно спросила Рейн-Мари, не донеся вилку ко рту. Гамаш отрицательно покачал головой. – Гнусная личность, – сказала Рейн-Мари. Не согласиться с ней было трудно, и Гамаш спросил себя, почему же все-таки ему не хочется с ней соглашаться. И ответ пришел к нему: «Возможно, это слишком просто. Возможно, ты не хочешь, чтобы решение было таким прозаическим: презираемый, униженный, обманутый муж убивает эгоистку-жену. Возможно, это слишком просто для великого Армана Гамаша». – Это все твое эго, – сказала Рейн-Мари, читая его мысли. – Что мое эго? – Причина, по которой ты не соглашаешься со мной насчет Лиона. Ты знаешь, что он, вероятно, сделал это. Ты знаешь, что отношения между ними были наверняка никудышные. Иначе почему она к нему так относилась и почему он сносил это? И почему еще их дочь куда-то удалилась, полностью исчезла? Я имею в виду, что, судя по твоему описанию, никто даже не заметил, была она там или нет. – Была. Она уехала с ними в машине. Но ты права. – В чем? – Я не хочу, чтобы Ришар Лион оказался виновным. – Почему? – Рейн-Мари подалась вперед. – Он мне нравится, – ответил Гамаш. – Он мне напоминает Санни. – Нашего пса? – Помнишь, как он шлялся от одного двора к другому, не устраивают ли где пикник? – Я помню, он как-то раз сел в тридцать четвертый автобус и доехал до Уэстмаунта. – Лион напоминает мне Санни. Пес всегда хотел тебя порадовать, всегда искал компании. И я думаю, у него было доброе сердце. – Доброе сердце так легко обидеть. Добрые сердца легко разбиваются, Арман. И тогда они могут пускаться во все тяжкие. Будь осторожен. Извини, я не должна была тебе это говорить. Ты разбираешься в этом лучше меня. – Всегда нелишне напомнить мне о том, что я могу ошибаться. В особенности о моем эго. Как звали того персонажа в «Юлии Цезаре», работа которого заключалась в том, чтобы стоять за спиной императора и шептать: «Ты единственный»? – Значит, теперь ты император? Перспективное направление. – Осторожнее, – сказал Гамаш, подбирая хрустящим кусочком батона остатки подливки с тарелки. – Иначе ты совсем втопчешь мое эго в землю. И тогда я исчезну. – Меня это не беспокоит. Она поцеловала его, собрала тарелки и ушла на кухню. – А почему Си-Си не сидела с семьей? – спросила Рейн-Мари несколько минут спустя, когда она протирала вымытую Гамашем посуду. – Тебе это не показалось странным? – Да мне все это дело представляется странным. У меня, кажется, еще не было дела, в котором с самого начала ни в чем не было бы логики. Рукава Гамаша были закатаны, руки в мыле – он свирепо вычищал кастрюльку. |