Книга Осенние визиты, страница 33 – Сергей Лукьяненко

Сегодня с утра Самохин принял двух клиентов. Особого интереса они не вызывали. Он все же послал ребят осмотреть и оценить квартиры — одна в Медведково, другая в Выхино. Немного, конечно, заработать можно и на таких вариантах.

Появившийся после обеда Морозов лишь махнул рукой, когда Самохин начал отчитываться о работе.

— Потом. Пошли, покурим.

Всегда аккуратный, высокий, с холеным, хоть и нервным лицом, Морозов обычно не утруждал себя курением вне кабинета. Хороший итальянский кондиционер прекрасно справлялся с дымом.

Владиславу не надо было больше ничего объяснять. Он вообще не курил уже лет пять, и фраза была лишь поводом выйти во двор. Морозов, бывший ранее журналистом в какой-то прикормленной провинциальной газетке, панически боялся подслушивания. Может быть, и не без оснований — временами ФСБ и КНБ проводили шумные, показательные расправы над фирмами, подобными их «Компромиссу».

Они остановились посреди пустынного колодца двора. Люди здесь ходили редко, предпочитая заходить в подъезды с улицы. Прекрасное место для спокойного разговора.

— Я был у Романова, — разминая сигарету, сказал Морозов.

Самохин насторожился. Романов был фигурой покрупнее многих. Фактически он прикрывал их фирму в различных передрягах, когда сам, а когда с помощью собственных покровителей — стоящих еще выше.

— Бери, — Морозов всунул ему сигарету. Самохин, поморщившись, прикурил и отвел руку с сигаретой в сторону. Пусть дотлевает. — Так вот…

Геннадий явно не знал, как перейти к делу.

— Романов спросил, не возьмемся ли мы за парочку дел… за хорошую оплату. Я, в общем, согласился…

Самохин понял.

— За кого он нас держит, Гена?

— Он просто знает ряд наших… методик, — Геннадий явно не находил, куда деть глаза. Сейчас он был не старшим компаньоном и главой фирмы — а лишь мелким, завравшимся и заворовавшимся журналистом, попавшим на беседу к следователю.

— Ты молодец, — Владислав покачал головой. — Ох, молодец. Видал я таких кустарей на прежней работе. Пачками брал.

Морозов шумно выдохнул.

— Хорошо. Оцени тогда сумму…

Цифра заставила Самохина замолчать. На всякий случай он все-же переспросил:

— Доллары?

Морозов кивнул, доставая вторую сигарету. Добавил:

— И это — за одного… за один заказ. А их пять.

— Кто? — резко спросил Самохин. Такие суммы могли платить лишь за очень больших людей.

— Шушера.

Владислав недоверчиво покачал головой.

— Смотри, — Морозов протянул ему вырванный из блокнота листок. — Вот, я переписал.

Через полминуты Самохин поднял глаза на шефа.

— Романов не был пьян?

— Удивлен он был. Это тоже не его инициатива. Я так понял, что на него надавили.

— Ясно… — Владислав заметил, что его сигарета давно догорела, и брезгливо отбросил ее. — Что-то здесь не так…

Морозов кивнул.

— Посмотрим по картотеке.

Когда они поднимались обратно на третий этаж, где их фирма с год назад выкупила квартиру под офис, мысли их были почти одинаковы. В них смешались деньги и опасение.

Но деньги все же лидировали.

Шедченко допил бурду, которая в буфете называлась «кофе». Посмотрел на двойника — тот улыбался продавщице. Мимолетно так улыбался, неконкретно и совершенно необещающе. Но заспанная женщина словно ждала этой улыбки. Быстрым жестом поправила прическу, выпрямилась.

— Ты никогда не понимал, как просто привлекать людей к себе, — вполголоса сказал двойник. — А это, знаешь ли, качество, необходимое полководцам.

— Политикам… — Шедченко покосился в окно, где занимался бледный рассвет.

— Нет. Политики играют с толпами. Конкретный человек их не интересует. Вот настоящий вождь — он должен нравиться личностям.

— Чего ты хочешь?

— Того же, что и ты. Порядка. Мира. Чтобы весь этот бардак, — в голосе двойника прорезалось отвращение, — схлынул. Чтобы казнокрады валили лес в Сибири, армия защищала страну, а люди не боялись завтрашнего дня.

Шедченко хмыкнул.

— Где ты раньше был, такой умный.

— Нигде. Эксперимент сорвался десять часов назад. До этого меня просто не существовало.

Николай вновь посмотрел ему в глаза. Не верил он… не мог поверить.

И все же… Кем еще мог быть этот человек, знающий о нем все, похожий — как две капли воды…

— Расскажи мне об этом еще раз.

— Проверяем? — двойник пожал плечами. — Лады. Тринадцать лет назад, еще при Союзе, начались эксперименты со снятием психической составляющей разума.

У него даже голос изменился. Он словно лекцию читал курсантам… «Наш ответ потенциальным противникам. Новейшие военные разработки».

— Зачем? — оборвал его Шедченко.

— Создание идеальных солдат. И не только солдат — врачей, инженеров, да кого угодно. Считалось, что информационные психоматрицы можно будет накладывать на сознание других людей — и те будут приближаться к эталонам. Не учли только одного — психоматрица не инертна.

Двойник поболтал стаканом с осадком «растворимого» кофе. Процедил его сквозь зубы.

— Когда матрицы были созданы, они самостоятельно сформировали тела. Причем — не в том «ящике» — а рядом с прототипами. У двух матриц прототипов уже не было в живых. Они не смогли воплотиться. Вот… такие канделябры…

Шедченко поморщился от этого дурацкого присловья, прилипшего к нему давным-давно и порой упрямо всплывающего в разговоре. «Канделябры». Над такими фразами ухахатываются студенты на военных кафедрах, потом они начинают бродить в анекдотах. Канделябры…

— Дальше, — сказал он.

— Мы не совсем люди, — небрежно сказал двойник. — Когда из нас останется в живых лишь один — он обретет силу. Способность влиять на людей, на их сознание, мечты. Повелевать.

И вновь, как час назад в вагонном тамбуре, выслушивая все это в первый раз, Шедченко покачал головой.

— Я не собираюсь этого делать. Я не убийца.

Двойник смотрел на него — с жалостью и иронией.

— Я тоже. И не собираюсь трогать девушку, которая была прототипом. А вот с той, что пришла к ней, с копией, разговор иной. Ее кредо — «мир станет лучше, если много говорить о добре». Это чушь. Когда тупорылые политики столкнут лбами наши страны, когда тебе прикажут вести войну…