Онлайн книга «Цветы подо льдом»
|
Доминик не понимал гэльских слов, однако звуки чужого языка проникали ему в душу. Пению вторило эхо, такое же печальное, дразня и рассказывая о чем-то, чего этот лощеный англичанин не мог внятно назвать, что ушло от него однажды, казалось, навсегда. Он был сбит с толку и переполнен тоской – болезненной тоской заблудившегося в лесу ребенка. К своему стыду, Доминик вдруг почувствовал, как на его глазах проступают слезы. «В наших скандинавских стихах дикая природа, море да вереск...» Кэтриона подошла и села за его спиной. – Сейчас они установят очередь, – тихо шепнула она ему на ухо. – Каждый выступит с песней, рассказом или стихами; как гость вы тоже должны сделать это. Доминик в замешательстве взглянул на нее: – Я не умею петь. – О нет! Любой, у кого есть душа, может петь. В это время уже начали исполнять еще одну песню, потом кто-то рассказал забавную историю. Она так развеселила собравшихся, что следущая песня исполнялась уже хором. Однако вскоре зазвучали гэльские стихи, и многие женщины украдкой вздохнули. Младенцы, те, кто еще не уснул, прижались к груди своих матерей. Доминик вопросительно взглянул на Кэтриону. – Это Изабель Макноррин, – негромко сказала она.– Великая сказительница. Ей девяносто три года. Она обладает вторым зрением. – Вторым зрением? – Это такой дар. Способность предсказывать будущее. Она также сообщает нам о нашем прошлом и может говорить по-английски, когда захочет. – Кэтриона задержала ласковый взгляд на старой женщине. – Английскому ее выучил сын. – Вот как? А о чем ее стихи? – Это рассказ о начале мироздания, о том, что было до Адама, – пояснила Кэтриона. – Я попробую перевести. Ее дыхание касалось его уха, когда она вслед за Изабель начала повторять: Я расскажу тебе о четырех великих городах первого клана неба И о бессмертных людях, в них живущих. На востоке – Гориас, город сверкающих алмазов; На севере – Фабиас, спящий под своей единственной звездой; На юге – Финиас, с высокими сверкающими башнями пред его полями; На западе – Мюриас, город тайных садов у океана. Доминик наклонился к ней. Слушая Кэтриону, он остро ощущал ее аромат и тепло, сознавая, что каждое переводимое слово несет особое, невысказанное послание. Ты и я принадлежим к разным мирам, У нас нет ничего общего. Убирайся домой, взбалмошный глупец, оставь меня в покое. И не дари мне своего сердца, сумасшедший человек, — Мне оно не нужно! Тем временем женщина продолжала: В день, когда был сотворен Адам, вознесся великий вздох, И дети неба бесследно исчезли, будто кружево на волнах. Потом появилась Ева, и Адам послал ее посмотреть, Что она сможет найти в большом мире. Ева пошла в Гориас, нашла там пламя И спрятала его в своем сердце. Потом она пошла в Финиас и нашла там стрелу белой молнии. Ева утаила ее в уме. Ночью она пришла в Фабиас и нашла звезду в его садах. Она схоронила ее во тьме, в своей утробе, И пошла на запад, в Мюриас, где подобрала у берега океанскую волну. Ее Ева утопила в своей крови. Доминик чувствовал себя здесь посторонним. Если кто-то из этих людей смотрел на него, наверное, они видели в его глазах растерянность. Снова услышав голос Кэтрионы, он прикрыл веки. Вернувшись к Адаму, Ева отдала ему огонь Гориаса И стрелу белой молнии из Финиаса. Она рассказала ему о ночной звезде Фабиаса И обещала разделить с ним ту звезду и ту темноту. Но когда он спросил, что она нашла в Мюриасе, Ева сказала, что не нашла ничего, И Адам ей поверил. Шло время, и соленая волна из крови Евы Тайно проникала к их чадам; Безумолчный прибой волновался в сердцах детей, Делая их такими же неуемными, как волна, И обреченными на вечную тоску. – Так, значит, она солгала ему? – прошептал Доминик. Дыхание Кэтрионы участилось. – Женщины всегда лгут мужчинам. Кто сказал, что она должна была отдать ему все и ничего не оставить себе? Голос Изабель смолк, и люди начали аплодировать. – Теперь ваша очередь. – Кэтриона провела рукой по его плечу, оставляя на нем огненный след пальцев. – Если хотите, чтобы я пришла к вам сегодня ночью, вы сделаете это, – добавила она и подтолкнула его в центр круга. Доминик содрогнулся, пытаясь подавить порыв вожделения, но оно пробилось сквозь заслон воли и выдало его. – Почему сегодня? – спросил он прерывающимся голосом. – Вы хотите, чтобы я развеял сжигающую вас тоску, нырнув в вашу бездонную глубину? – Доминик взглянул на нее и увидел жажду в ее глазах. Он был тронут ее отчаянным героизмом. Если можно прикосновением исцелить хоть часть ее глубокого горя, она должна получить ласку. – Если вы придете ко мне, я почту это за честь. – Он сделал несколько нерешительных шагов в центр круга, остановился и поклонился. Спиртное бурлило у него в желудке, торфяный вкус виски согревал рот, но в голове была пустота. Он не умел петь, не знал никаких историй и к тому же был сильно пьян. – Не уверен, что... – запинаясь начал он. – Увы, я не говорю по-гэльски... И вдруг на память ему пришли строки единственного стихотворения, которое он знал наизусть. Повернувшись к Кэтрионе, чтобы смотреть прямо ей в лицо, Доминик начал декламировать: Она идет во всей красе — Светла, как ночь ее страны. Вся глубь небес и звезды все В ее очах заключены, Как солнце в утренней росе... Это были стихи, написанные его другом, еще одним шотландцем – лордом Байроном. Когда Доминик шел обратно к своему месту, позади него гремели аплодисменты. Только тут он понял, что прочитал оду целомудрию. Отведенная Доминику комната находилась в одной из орудийных башен, из окна которой открывался такой чудесный вид, что просто дух захватывало: озеро, горы и бездонный сине-черный бархат неба. Отражающиеся в темных водах звезды блестели как бриллианты. Под ночь она пришла в Фабиас и нашла звезду в его садах. Она схоронила ее во тьме, в своей утробе. Он оставил горящей одну свечу. Мерцающее пламя бросало тени на мрачные своды. Обстановка – тяжелая темная мебель – не менялась здесь с шестнадцатого столетия. Танцующие блики перемещались по тыльной стороне его рук, лежащих на амбразуре окна. Доминик стоял неподвижно, прикрыв наготу наброшенным на плечи халатом, – любовник, ожидающий свою возлюбленную. |