Книга Серебряный ветер, страница 42 – Линда Кук

— Только дурак, страдая от боли в костях, станет надеяться на чужие старые кости.

Тэлброк встал.

— Мой отец привез из Святой земли щепку от Креста Господня. Я могу отдать ее священнику на время, чтобы не болел зимой.

У Майды от удивления глаза стали как блюдца.

— И у вас она здесь, при себе?

— Покидая Тэлброк, я взял с собой немногое, только то, что мог увезти, но Гарольд оказался мудрее и навьючил мула. Он вывез из Тэлброка все, что помещалось в седельные сумки и при этом могло принести пользу. — Увидев, что Кардок заинтересован, Симон добавил с улыбкой: — Кое-что из того, что привез мул, может стать подарком в семье моей жены.

Симон вошел в смежную с залом спальню — ту самую, где по приезде спала Аделина, а теперь в течение двенадцати святочных дней предстояло ночевать молодоженам, и вышел оттуда с сарацинской саблей в руках. В свете костра драгоценные камни, украшавшие ножны, мерцали будто живые.

— Я не могу взять трофей твоего отца, — сказал Кардок.

— Почему нет? Он добыл его в честном бою, как и все, что было им добыто. Я отдаю его тебе с чистым сердцем.

Кардок усмехнулся, нацепив маску безразличия. Он вытащил клинок из ножен и поднес его к свету.

— Как язычники им орудуют?

— Не знаю, сколько себя помню, он всегда висел на стене в Тэлброке.

Кардок принялся рассекать саблей языки пламени.

— Я научусь им пользоваться, — сказал он.

— Охотно верю. — Тэлброк подал тестю ножны.

— Спасибо.

Тэлброк слегка поклонился, с уважением принимая благодарность.

— Спасибо тебе за дочь.

— Ее ум острее, чем этот клинок. Ты заметил?

— О да, — сказал Тэлброк и улыбнулся жене, — уж это я давно понял. — Он протянул руку Аделине: — Ты не сходишь со мной в форт и обратно за реликвией для Катберта?

Путь их освещал яркий рождественский месяц. Подъем был труден, склон обледенел, и Аделина дважды чуть не упала — кожаная подошва мягких сапог из овчины была слишком скользкой. Дважды Тэлброк ловил ее, хохочущую, пьяную от вина и свежего морозца, и требовал заплатить поцелуем за спасение. К форту они подошли несколько растрепанные и суровое приветствие стража у ворот восприняли с некоторой досадой.

— Кардок обещает назавтра большой пир, — сказал часовому Тэлброк, — так что тебе и остальным, кто остался в крепости, повезло больше, чем твоим товарищам, что сейчас пируют в доме. По крайней мере так утверждает Кардок. Я возвращаюсь к нему, а сюда приду к полудню. Страж кивнул:

— В форте странник, он пришел в долину на закате и решил сразу подняться в замок. Говорит, что слишком устал, чтобы идти к Кардоку. Гарольд проводил его в казарму. Оружейник сказал, что странник принес что-то для отца Катберта.

Аделина грелась, приплясывая у дверей казармы, пока Тэлброк вел разговор с пилигримом. Вначале она старательно избегана смотреть на сторожевую вышку, но все же не выдержала и подняла глаза. И сразу встретилась взглядом с лучником Люком. Похоже, он давно наблюдал за ней.

Она не улыбнулась, не помахала ему рукой. Лучник тоже не стал тратить силы на приветствие. С молчаливой настороженностью он смотрел ей прямо в глаза. Как только дверь казармы открылась, он исчез из поля зрения.

Тэлброк бросил взгляд на вышку и взял Аделину за руку.

— Повезло Катберту, да и нам тоже. У Катберта будет его реликвия, а у наших людей свой, нормандский, священник. Святой отец слишком замерз и предпочел остаться в казарме, чтобы отогреться и отоспаться. Он уже исповедовал моих солдат, так что Катберт может больше не бояться быть заживо слопанным «стаей нормандских волков» во время мессы.

Взяв у стражника факел, молодожены вошли в замок. Тэлброк принялся рыться в сундуках в поисках реликвии для Катберта. Аделина поджидала мужа у остывающего очага.

— Ты был очень щедр, подарив отцу сарацинскую саблю. Майда сказала, что он часто заговаривал о ней в последнее время.

— Он научится с ней управляться. Кардок знает, что этот клинок способен насмерть запугать врагов. — Тэлброк улыбнулся и открыл маленькую шкатулку слоновой кости, инкрустированную серебром. — Подарок для Катберта. Может, этим я расположу старого зануду к себе.

— Он наш священник. Не говори о нем так в доме моего отца.

— «Зануда» не такое плохое слово, есть и похуже. Я, знаешь ли, зануд уважаю. — Симон взял факел и протянул Аделине руку. — Пошли назад, нам надо успеть вернуться до того, как кому-нибудь из твоих домочадцев придет в голову занять нашу спальню.

Аделина не торопилась уходить.

— Можно мне посмотреть? — спросила Аделина, указав на кованый сундук, тот самый, откуда Тэлброк вытащил священную реликвию.

Тэлброк пребывал в неуверенности.

— Ты бы хотела выбрать себе подарок? Скажи, что ты хочешь, и оно станет твоим.

Аделина продолжала стоять на своем.

— Ты не хочешь, чтобы я заглянула в сундук? Симон пожал плечами:

— Я могу достать то, что тебе нужно.

— Тогда достань свой экземпляр договора моего отца с Уильямом Маршаллом.

Симон вздохнул.

— Или, если тебе так хочется, не давай мне документ в руки, просто прочти вслух.

— Я…

— Ты лгал, Симон Тэлброк. Ты умеешь читать. В сундуке твоем полно документов и еще дневник.

— Полагаю, ты все это прочла?!

— Да, я вчера открыла сундук и заглянула внутрь. Там нет ничего такого, что надо было бы прятать от посторонних глаз. Разве что ты хочешь, чтобы я считала тебя безграмотным. Зачем ты солгал мне в день помолвки? Вы с Гарольдом все обставили так, будто тебе проще расписаться, зажав перо между пальцами ног.

— Я не доверял тебе.

— И до сих пор не доверяешь? Какие еще таланты и умения, помимо владения грамотой, ты держишь от меня в секрете?

Симон протяжно вздохнул.

— Вы хотите узнать о моих талантах? Миледи, бросьте пытать меня о содержимом сундука, и я готов продемонстрировать самые тайные из моих умений.

— О чем ты? Ты знаешь языческие наречия? Умеешь готовить яд?

Он поймал ее в объятия и закрыл рот поцелуем.

— Я все тебе покажу однажды, жена моя. Клянусь, однажды я покажу тебе больше, чем ты хочешь знать.

По дороге вниз они встретились с солдатами гарнизона, которые пировали у Кардока и теперь с трудом поднимались по обледенелому склону. Симон и Аделина вошли в дом как раз тогда, когда последние из приближенных Кардока улеглись спать возле огня. На низком табурете рядом с «троном» самого Кардока сидел одноухий Граффод с маленькой арфой на коленях. Подыгрывая себе, он пел песню об умирающем герое. Катберт уже успел проспаться и вернулся в дом. Теперь, сидя рядом с детьми и блестя глазами не меньше ребят, он слушал древнюю балладу.