Онлайн книга «Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина»
|
Лерик, в свою очередь, зачастила в дом к своей болгарской подруге и еще через неделю, по ее словам, по уши заинтересовалась ее братом Маратом Антоновичем. Тут уж и папа-заводчик с «цековской» фамилией вступился, и мудрая мама советами не обделила, и благодарная подруга не оставила без помоги: сообща скрутили задержавшегося холостяка и, не откладывая в долгий ящик, родили композитору внука. … Смерть мамы-Ксеночки надолго выключила Надежду Заботкину из жизни. В переделкинском саду — она месяц уже, как вернулась из роддома, постепенно приходила в себя: роды случились трудно — к ней подошла средних лет женщина, заглянула в коляску, похвалила младенца. — Мальчик? — Девочка. — Случаем, не Антониной зовут? — Антониной. — Она пристальней вгляделась в женщину, лицо ее показалось Надежде Антоновне знакомым. — Мы с вами встречались? Вы кто? — А вы Надежда? — Кто вы? — Я письмо вам принесла, — женщина достала из кармана конверт, перевязанный черной ленточкой, — вот, возьмите. — От кого это? — А Марат Антонович где, не подскажете? — В Москве. — Она неуверенно взяла странный конверт. — Спасибо. У меня кошелек в доме, подождите… — Нет, нет, ни боже мой, мне хорошо заплатили. При этом она, как показалось Надежде Антоновне, невпопад, горько улыбнулась, еще раз взглянула на готовую было зареветь сморщенную куклу, сказала шепотом: «Не надо плакать, маленькая, все будет хорошо, до свидания». Повернулась и, не сказав больше ни слова, побрела к калитке. Надежда Антоновна, как ни старалась — не вспомнила, где они могли видеться. Через час, примерно, ей позвонил отец: «Приезжай немедленно — в доме несчастье. Тошу оставь с Нюрой». Она успела спросить: «Что случилось?», но Антон Игоревич повесил трубку. … После похорон Ксении Никитичны у Надежды пропало молоко. Несколько месяцев она почти не выходила из своей комнаты, не интересовалась дочерью, мужем, отцом — никем и ничем, кроме Ваганьковского кладбища. Аркадий Семенович страдал, пытался вмешаться, время от времени приглашал медицинских светил, но те всякий раз благодарно пряча в карманах пухлые конверты только разводили руками: «Ничего нельзя понять: практически здорова». 31 декабря, в день рождения Ксении Никитичны, Надежда Антоновна ближе к вечеру вышла из дома, пешком добралась до кладбища, встретила у могилки новый 1993 год, а вернувшись, завела любимую мамину Эдит Пиаф и всю ночь слушала ее надрывные душераздирающие исповеди. С тех пор, до дня этой самой злополучной кражи, мало что напоминало в ней убитую горем женщину: постепенно она вернулась к себе прежней — стала чаще улыбаться, вникать в нужды близких… А тут, после пропажи японских статуэток, слегла. Полковник Скоробогатов вызвал подчиненных, как обычно, к восьми утра, на следующий же день после возвращения «дела композитора» в его отдел. — Прошу как можно подробнее и как можно короче: дел невпроворот. Вы когда вернулись из Парижа, Анатолий Борисович? В рядах четырех сидящих напротив послушников наметилось волнение: по имени-отчеству к своим «угрозкам» полковник обращался крайне редко и означало это всегда только одно: их высочество серчают. Трусс знал за собой «кляксу» — Валентина в приемной успела шепнуть, что полковник накануне ждал его в кабинете до часу ночи, — но рассчитывал выкрутиться. — Вчера вечером, Юрий Николаевич. — Никогда не знал, что шестнадцать ноль пять — глубокий вечер. — Самолет опоздал, Юрий… — На сколько? — На сколько опоздал? — доли секунды Труссу хватило, чтобы оценить скоробогатовскую осведомленность. Выгоднее было признаться. Он так и поступил. — Минут на сорок. Полковник бросил на него короткий взгляд, сказал примирительно: — В следующий раз обойдемся без клякс, договорились? — Так точно, Юрий Николаевич. — Ну слушаю. — Заботкин Николай Семенович живет в Париже девять лет — с 1999 года, снимает апартаменты на рю Ройяль, продает и покупает все, приоритеты отсутствуют. — И все-таки? — Картины, иконы, золото, оружие, черную икру, камни. В 95-м продал девять списанных реактивных самолетов, в 2006-м — танк. — Где побирается-то? — В основном в России. — А не в основном? — Не установлено. — Ну девять-то самолетов..? — ТУ-104. Владивосток, Хабаровск, Петропавловск-Камчатский. — Понятно. — Скоробогатов записал что-то на листе бумаги. — Дальше. — Встреча проходила в кафе гостиницы «Кастильон». Вот неполная запись беседы. — Он протянул полковнику миниатюрную магнитофонную кассетку. — Как понимать «неполная»? — Официанту не сразу удалось наладить прослушку. Полковник открыл ящик стола, достал «спичечный коробок», сунул в него кассету. Слышимость была не стопроцентная, но достаточная, чтобы разобрать слова. «— Будем кривляться? У меня самолет завтра утром. — Как самолет? Какой самолет? Завтра? Почему? Аркаша, ты говорил — неделю. Что случилось? Аркаша? Аркадий, что случилось? — Игоря убили. — Кто? Кто? — Какая теперь разница? Я тебя предупреждал — Игорь не годится, он на игле. — Кто, я спрашиваю?! — Ты его не знаешь». Собеседники долго молчали, прослушивалась лишь отдаленная иностранная речь, иногда прерываемая всполохами женского смеха. Наконец беседа возобновилась. «— Когда? — Вчера. — Что известно? — Пока ничего. — Это плохо. — Да уж чего хорошего. — Предмет где? Где предмет?! У тебя? — Нет. — Как нет? А у кого? Почему ты молчишь? У кого?! — Не ори, идиот! Ты думаешь, я зачем прилетел? Любоваться красотами твоего сраного Парижа? Бывшая запросила за вторую триста пятьдесят. Вот остаток. Я вышел из игры. — Убери карту. Убери, говорю! Наложил в штанишки? Мне твой остаток по хрен. Ты знаешь сколько на кону? Пол-апельсина! У него пятьдесят два капитал, для него это сопли — пятьсот лимонов. На, убери поглубже, девочкам своим конфетки купишь… Тебе что здесь надо, маленький, — он обратился к кому-то по-французски, — что, плохо слышно? Извини, мы будем говорить погромче. На, не шарь сдачу и вали отсюда. Пойдем, Аркаша, этот француз сильно на твоего соотечественника смахивает, не находишь?» |