Книга Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина, страница 5 – Андрей Мягков

Замечено с незапамятных времен: счастье никогда не приходит в одиночку. На этот раз справедливость подобного утверждения обернулась для Антона Второго, как его с рождения величали в семье, не только сказочным появлением незнакомого спасителя в самое нужное время в самом нужном месте, но и почти полным отсутствием в данный момент в его загородном обиталище многочисленных родственников, что гарантировало возможность избежать (хотя бы на какое-то время) расспросов, истерик, обмороков и сердечных приступов с их стороны. (Под «почти отсутствием» подразумевались мало что соображающая из-за недавней московской кражи коллекции фарфоровых статуэток тетка Надежда и ее несовершеннолетняя дочь Антонина, в силу возраста увлеченная исключительно собственной персоной.) Поэтому появление в доме двух грязных, помятых, в кровавых ссадинах и шрамах молодых людей достаточно продолжительное время оставалось незамеченным, и можно было при определенном тщании попытаться успеть привести свои внешние данные в привычный для окружающих вид.

А перед этим почти идиллическим завершением инцидента прямо посреди дороги между молодыми людьми произошел скупой мужской обмен мнениями. Первым очнулся долговязый «режиссер».

— Живой?

Антон предпринял попытку презреть скрутившую суставы боль, но та, видимо, недовольная неуважительным к себе отношением, вновь прижала его к земле.

— Не уверен.

— Помогу?

— Если удастся.

Держась друг за друга, они не без труда перевели себя в вертикальное положение.

— Кто это был?

— Хрен их знает. Первый раз вижу.

— Задолжал, может?

— Да нет вроде.

— Оригинально.

Тем временем осмелевшие переделкинцы приблизились к пострадавшим на безопасное расстояние и наперебой ринулись с советами.

— Не наши это, чужие. Звоните в милицию. Я наших всех знаю.

— А где разница — чьи? Наши что, лучше?

— Лучше. Вот телефон — 03 набирайте.

— 03 — это пожар. 01 надо. 01 — милиция.

— «Скорую» надо, какая милиция — их след простыл давно. «Скорая» — 04.

— 04 — неотложка.

— И где разница? Набирайте.

— Ой, ужас какой, крови сколько!

И, не сговариваясь, все разом ополчились на интеллигентного вида старушку.

— Молчали бы — варенье!

— Да уж, что бы понимала, а то: кино, кино. Стыдно, честное слово.

— Никогда не лезьте — людей чуть не убили. Вар-е-е-нье!

— Уходите, если не в курсе. Уходите отсюда.

— Правда что. Давайте, давайте. А то — кино! Из-за вас все.

Недовольство старушкой угрожающе нарастало. Та же, к своей чести, обвинителям не перечила и только, видимо, сама, чувствуя свою вину, сокрушенно качала головой.

Один из пострадавших предложил.

— Надо уходить… Тебя как?

— Севой.

— Меня Антон. Надо смываться, Сева, пока не поздно, а то эти недоделкинцы хуже всяких качков отшлифуют. — Он, хромая, подковылял к калитке, повернул ключ в замке. — Зайдем — хоть умоешься.

— Почему «недоделкинцы»?

— А как еще? И деревня Недоделкино, и эти — недоделкинцы. Им каждому под сто, как деду моему, три дня назад юбилей отметил. Крепкие еще, как черти, но недоделанные: всюду нос суют, жизненным опытом поделиться норовят. Телевизора им мало — сенсаций подавай! Этой нашей дракой неделю жить будут, косточки обсасывать.

Они прошли по бетонной дорожке к мрачному, по всей видимости, много десятилетий не ремонтировавшемуся дому. В дверном проеме застекленной витражами террасы стояло животное, размерами и окрасом напоминавшее годовалого бегемота. Какое-то время оно недоуменно изучало разорванное платье хозяина, затем перевело взгляд на его спутника и, не двигаясь с места, негрозно зарычало.

— Замолчи, Ху, не показушничай, раньше надо было заступаться. Знакомься: это Сева.

Животное вильнуло коротким хвостом, потом село на него и протянуло незнакомцу левую лапу.

— Как ты его назвал?

— Ху.

— Это как понять?

— Расскажу при случае. Проходи, не бойся, мы давно уже не кусаемся, да, Ху? Садись. Выпьешь? — И, не дожидаясь ответа, крикнул в глубину дома: — Тошка, принеси коньяк, у меня в кабинете в баре.

Затем он лег на обитую вытертым ковром кушетку и закрыл глаза.

Мерин огляделся.

Терраса, по всей видимости, служила семье летней столовой: главным предметом здесь был покрытый белой скатертью раздвижной круглый стол со множеством разностильных стульев вокруг; вдоль стен и окон располагались кресла, тумбочки, «горка» с хрустальной посудой, две старинные этажерки с книгами, кушетка с подушками и валиками по краям, два готовых к прогулкам велосипеда, меховая подстилка для собаки, телевизор «СОНИ», несколько ветвистых фикусов в напольных горшках и еще какие-то предметы красного дерева с инкрустацией, определить назначение которых без специальных познаний в области старинной мебели было весьма затруднительно; стену украшали подлинники картин известных в свое время приверженцев социалистического реализма в багетных рамах; местами потрескавшиеся витражные стекла погружали пространство в разноцветный костельный полумрак. Все вокруг свидетельствовало о недавнем (ныне изрядно запущенном) советском благополучии.

Это он установил.

Ну и что дальше?!

Для этого он изобретал свой «конгениальный» план внедрения в твеленевскую обитель?

Для этого долго уламывал известных в МУРе хорошим владением боксерскими приемами сотрудников Ивана Каждого и Ивана Белова принять участие в этом анархистском предприятии за солидное вознаграждение?

Для этого рисковал своим добрым именем и служебной лестницей (если дойдет до начальства — ему несдобровать, а исключать такую возможность было непростительным легкомыслием, учитывая, что его отношения с Ваней Каждым, недавно переведенным в их отдел под скоробогатовское крыло, никто не брался называть дружескими).

Время шло, а между тем никакая «Тошка» ни с каким коньяком ниоткуда не появлялась, и надежд на углубление «внедрения» в пострадавшее семейство было немного.

Ху, похоже, давно потерял к нему интерес — закрытые глаза и мерное похрапывание служило тому подтверждением.

Новый его знакомый лежал неподвижно, ни единым звуком не выдавая своего присутствия: было вообще непонятно — жив он или скончался от полученных побоев. (А то, что «Шварценеггеры» переборщили — сомнений не вызывало: в крови и ссадинах был не только молодой Твеленев, но и он, Мерин, с непроходящей болью в области печени, свернутой скулой и наверняка немалым синяком под глазом, который к завтрашнему дню, как пить дать, приобретет соответствующие размеры и цветность. И как прикажете являть себя пред ясны очи Скорого? А что врать бабушке? «Споткнулся, упал, поднялся — гипс»? Так она наверняка видела это кино. Нет, сомнений никаких: подонкам, особенно Каждому, конечно же не поздоровится, ответ наш будет страшен, господа, но что делать сейчас?)