Онлайн книга «Три короба правды, или Дочь уксусника»
|
— Да где же схваченный-то? — спросил он у капитана. — Там внизу два городовых ему руки заломали. — Иван Александрович, надо бы сходить, — обратился к приставу батюшка. — Если человек невинный, извиниться надо и отпустить с благословением, что же невинному человеку в светлый праздник в кутузке сидеть. А коли преступник, его надо в арестантскую запереть — у городовых сегодня тож праздник. Тяжело вздохнув, пристав выбрался из-за стола, взял брата за плечо и они пошли вниз. Следом и все остальные потянулись, оставив в столовой только детей с Ольгой Иосифовной и капитаншей, да судейский отказался участвовать в балагане. Заговорщик был совершенно замерзшим и нестрашным, в скромном пальто с телячьим воротником, в потертой, но приличной барашковой шапке и в сапогах без калош. — Мы, ваше высокоблагородие, несли с Пятаковым к вам наверх самовар, когда ваш брат с шаром цветным набежали и велели этого господина споймать, — сказал один из державших задержанного городовых. — А что с ним дальше делать, — не сказали. — И в чем же перед тобой провинился этот человек, Александр? — спросил пристав. — Я его убью! — Зачем ты велел его арестовать? — Он мерзавец! — С чего ты взял? — Пусти, а то вырвусь! — Если не ответишь, тебя самого велю в кутузку посадить! — Он следил за мной! — А может, ты ему должен? — Целый день! Куда я — туда он, куда я — туда он. Да я из-за него чуть глобус не потерял! Ты посмотри на его наглую рожу! Сейчас заеду! Пусти! — Кто вы такой? — спросил пристав у задержанного, поняв, что иначе брата не утихомирить. — И что вы делаете в Полюстрово? — Же не компран па, — грустно ответил Артемий Иванович и разразился длиннющей тирадой по-французски. — Чего такое?! — взорвался капитан, вырвался из рук пристава, и перед носом Артемия Ивановича замаячил кулак, обтянутый лайковой кожей перчатки. — Нон, нон! — Артемий Иванович пальчиком отвел кулак в сторону и пояснил: — Альянс! — Что за черт! — сказал пристав. — Кого ты приволок за собой, Александр? — Ничего не понимаю, — пробормотал капитан. — Чего он говорит? По-французски, а ни слова не понять… — Макаров на месте? — спросил пристав у одного из стоявших рядом с Артемием Ивановичем городовых. — Приведите его живо сюда! Посланный городовой тотчас вернулся из канцелярии с долговязым прыщавым юношей, исполнявшим при участке обязанности письмоводителя. — Драздвуйте, — сказал Макаров, шаркнув сапогом. — Ты в гимназиях обучался, по-французски можешь говорить? — У меня по ядзыкам двойка была-с, — прогундосил недоросль. — Вот черт! Батюшка, ради Христа, может, вы по-французски разумеете? — Нет, Иван Александрович, я не могу… — сказал отец Серафим. — В академии я французский плохо учил, вот если бы с древнееврейского или греческого толковать. Когда ваш брат поймает какого древнего грека или, Боже упаси, еврея, тут я со всем удовольствием… У нас на курсе был один грек, Папа-Никола, он был… — Они говорят, что граф Монтебелло, — смущенно сказала приставу Вера. — Господи, какой конфуз! — сказала генерал-майорша. — Верочка, ты ничего не путаешь? — Я, маменька, давно не имела практики во французском языке, — еще больше смутилась Вера. — Граф Монтебелло — французский посол, — с убитым видом сказал пристав. — Фамилию Монтебелло он действительно произнес, значит, он жаловаться хочет. — Сейчас я ему рожу разобью, а потом пусть жалуется, кому хочет! — выкрикнул капитан. — Они же заговор на Государя! — Александр, успокойся, — пристав был настроен очень агрессивно, у него просто руки чесались выкинуть брата на улицу, захлопнуть дверь и забыть о нем. — Мы и так уже попали из-за тебя в неприятную историю. — Они с сообщником хотели меня под лед пустить! И вчера у кондитерской Вебера напали! Я его узнал! Обыщи его! Я думаю, у него бомба, он хотел бросить ее в участок! — Боже, какой ужас! — всплеснула руками Мария Ивановна. — Здесь же дети! Иван, ну сделай же что-нибудь! — Vive Ravachol! — крикнул Артемий Иванович, услышав про бомбу. — Держите его крепче! — велел, вздохнув, пристав, и сам взялся обыскивать арестованного. Двое городовых крепко взяли арестанта за плечи, а Артемий Иванович извивался и хихикал. Найти удалось немного. Из карманов предполагаемого бомбиста было выужено и передано капитану для осмотра дешевое клеенчатое портмоне со смутившими всех словами «От товарищей по Якутской ссылке», выведенными чернильным карандашом, фотография прилично одетой дамы на фоне Эйфелевой башни с английской подписью на обороте, горсть конфет «Ушки» и 40 рублей денег. — Ну что, братец, а где бомба? — насмешливо спросил пристав. — Наверное, он ее в снег бросил, — сказал капитан. — Когда его городовые вязали. — Ну, так пойди да поищи. Заодно протрезвеешь на морозце. — Только ты его, Иван, в кутузку посади. На случай, если найду, — капитан с ненавистью посмотрел на Артемия Ивановича и, взяв услужливо поданный городовым фонарь, вышел на улицу. — Посадить-то я посажу, да только коньяком от этого мусье пахнет взаправдашним, хорошим, — сказал пристав, дав городовым знак отвести задержанного в арестантскую. — К столу, обратно к столу! — возгласил судейский, и все, топоча по лестнице, полезли вверх. — Я вам, Марья Ивановна, так скажу, — говорил отец Серафим, подталкивая генерал-майоршу снизу в поясницу. — Если у вас какой бес дома объявится, или порчу напустят — прямиком ко мне. — Кадилом беса не отшибешь, — мимоходом заметил судейский. — Есть у нас беда, батюшка, горе-печаль неизбывная. Вера в девках засиделась, видать, и вправду кто-то порчу навел… — Приезжайте с ней как-нибудь после Водосвятия, я ее отмолю, — сказал отец Серафим. — А что, батюшка, — сказал судейский, когда они сели за стол. — Вот нынче альянс с французом грядет, ходят слухи, что и военный союз будет, а тут такое неудобство: братец Александр военные действия против французского посла открыл… А как к этому православная церковь относится? Вот вы же благодарственный молебен сегодня служили в память восьмидесятилетия изгнания французов. — Молебен я служил об изгнании двунадесяти языков из пределов российских, и победили мы тогда чудом, и освободили народы европейские, порабощенные революционным тираном Бонапартом, потому, что была еще сильна вера в русском народе, и молились здесь, на Руси, великие подвижники. А при таком кощунственном неверии, как я сегодня здесь имел примеры видеть, и в своих пределах не убережемся, напади на нас германец, к примеру. До самого Якутска не опомнимся! |