Онлайн книга «Три короба правды, или Дочь уксусника»
— Да и Г осударыню с детьми не пожалеют, — добавил Черевин. — Простите, Ваше Величество. — Чего ужтам, — махнул рукой царь и вдруг, наклонившись, быстрым движением ухватил зайца за уши. — Но если я узнаю, что это мой братец, то я ему собственными руками башку… — Папа, это же наш заяц! — взвизгнула девочка. Царь озадаченно посмотрел на зайца, которого сейчас едва не лишил жизни, и поставил его на пол. На крик великой княжны в кабинет вступила императрица в сопровождении эфиопа в шитой золотом черной куртке, красных шароварах и тюрбане. Увидев детей, гоняющихся за зайцем, и мужа в халате и домашних туфлях, царица недовольно поджала губы и ледяным тоном спросила у девочки: — Где миссис Франклин? — Нана у себя в спальне, — ответила та. — Доминик, скажи миссис Франклин, чтобы забрала детей, — велела Государыня эфиопу. — Александр, ты уже готов? Почему ты до сих пор не одет? — Не понимаю, куда торопиться? — огрызнулся тот. — Вердер же сказал, что в Петербурге нас намерены укокошить этой зимой… — Вилли может и не такое выдумать, лишь бы испортить нам праздники… — сказала Мария Федоровна. — Мы не можем больше откладывать отъезд, ты мне обещал сразу после Рождества, а какой сегодня день? Кроме того, завтра у твоего брата день рождения. — Алексей еще в Румынии. Завтра он только в Берлине будет. — Но завтра у тебя прием дипломатического корпуса! — воскликнула императрица. — Да едем мы, едем, — скорчил мину Александр Александрович. — Черевин вот доложил, что поезд готов уже на станции. А когда нас взрывать будут, Черевин? — Точно неизвестно, но предположительно на балу у французского посла в начале февраля… — Генерал, это вы специально придумываете все про балы! — зло бросила Мария Федоровна Черевину. — Как вам угодно, Ваше Величество… — покорно склонил тот трясущуюся голову. — Но я не могу исключить, что покушение не произойдет завтра, когда вы поедете в Зимний, на прием дипломатического корпуса. Мало вероятно, что кто-нибудь решится именно в этот момент произвести покушение, но я отдал распоряжения Ширинкину усилить охрану, чтобы исключить всякую подобную возможность. — Интересно, не поэтому ли Алексей задержался у Вильгельма? Прежде он собирался проводить день своего рождения в Петербурге. А Владимир всегда с Алексеем были заодно… Что же мне завтра делать? — Урядник Стопроценко из конвоя предложил казаков переодеть и на приеме их через одного с дипломатами поставить. — Вы, генерал, уже и с утра пьете! — сказала Мария Федоровна. — Вот ей же ей, не пил! — перекрестился Черевин. — А ну-ка, дыхните! — велел император генералу. — Не пил он, Минни… Только как же это, Черевин, выйдет: смеху на всю Европу! — Никто не заметит, Ваше Величество! — Да вы бы еще атаманцев с их рябыми рожами переодели! — Поляков из дворцовой охраны переоденем. Ширинкину так даже легче вас охранять будет, если во время беседы с дипломатами его агенты будут рядом с вами в Георгиевском зале. — «Натуралистов» выдать за дипломатов? — А что тут такого? Никто их не знает. Сейчас в лидвалевскую мастерскую пошлем, чтобы к завтрашнему утру было готово десять — нет, пятнадцать мундиров. Можно еще напоить всех представляющихся перед приемом, чтобы их на приеме поддерживало по два человека… — Да вы сами пьяны, как попугай! — воскликнула императрица. — Вас самого надо поддерживать! Опять началось! Вам, Черевин, одни воды пора уже пить! «Что»! «Что»! Кто этим летом, когда мы в Ливадию ехали, хотел Государю и детям особый железный штюк под платье на спине пришить на случай обрушения крыши вагона?! А если ты, Александр, вместе с Черевиным завтра все это устроите, и выставитесь на позор всему миру, то клянусь, я заставлю тебя танцевать и на Николаевском, и на Концертном, и на Эрмитажном, и на Аничковских балах. И ты будешь танцевать все время, и попробуй только удалиться к себе в кабинет к картам! И вальсы будешь танцевать, и мазурки, и котильон! — Знаете, Черевин, пусть уж лучше меня убьют. А вы сегодня вечером, как в Аничков переедем, заходите ко мне в кабинет, мы что-нибудь придумаем… * * * На этот раз поездка на Шпалерную не обещала Артемию Ивановичу никаких удовольствий. Фаберовский строго-настрого запретил ему заходить к кухмистеру — весь город знал, что сегодня Государь выезжает из Гатчины на зимний сезон в Петербург, и потому начальник царской охраны и главный его помощник не могли без дела шататься по будущим родственникам. Артемию Ивановичу надлежало съездить в трактир на углу с Гагаринской, где, по словам Лукича, обедали мастеровые из посольства, и попытаться выяснить, не производится ли там каких-нибудь подозрительных действий. Сам Фаберовский по настоянию Луизы отправился на перевязку в лазарет Лютеранской церкви на Малой Конюшенной. Эзелев трактир был чистым, солидным заведением, с музыкальной машиной, мягкими диванами и бильярдом. Прямо от входа Артемий Иванович оглядел залу, высмотрел стол, за которым степенно закусывали сразу четверо хорошо одетых мастеровых, и подсев, сказал: — С праздничком, господа. Год пакостный был, но холеру мы все-таки скрутили. Бог даст — на следующий год минует нас эта напасть. — А вы что же — из фельдшеров? — спросил плешивый мастеровой, сидевший немного наособь. — Дезинфектор я. До сих пор карболкой воняю. — Это точно, — согласился плешивый. — Несет от тебя — не приведи Бог. А чем же ты, господин хороший, сейчас занимаешься, коли холера ушла? — Да вот, сижу без работы. Намедни в доме Балашовой нужник взбунтовался, мы его с напарником усмиряли — вот и вся работа за месяц. Как раз ходил с управляющего деньги получать, вот решил приговорить баночку. Эй, услужающий! Пару чая мне, скляночку и бутылку пива на запивку. А как у вас, православные? — Работа-то у нас есть, грех жаловаться, Бухман нас по просьбе великого князя французам отрядил, — сказал плешивый. — Сейчас как раз в белой зале ложу для оркестра строим. Красота будет — чисто райские кущи! — Так ты тут в посольстве работаешь, что ли? — Да мы все там работаем. Егорыч вон маляром, Максимыч медником, а я столярничаю. А это, виноват, не знаю, кто будет, не из наших. — Сапожник я здешний, Коврижкин. Горе мы тут запиваем. Такая напасть на нас наскочила, что не приведи Бог! Про беса во дворе дома княгини Гагариной слыхали? Так это мой бес и есть. Пошел я поутру сюда в женское патриотическое общество туфлю чиненую относить, так этот дух нечистый на бабу мою опять напал, когда она за бельем на чердак залезла! Ведь говорил же: не ходи туда, так нет, как медом ей там намазано! И такой на этот раз неистовый был, сорочку ей порвал и даже крест нательный ей изжевал. Насилу отбилась, без задних ног пришла. Сейчас спит, так я мигом сюда. — Подумаешь — нечистый дух! — воскликнул плешивый столяр. — У меня у самого жена вроде нечистого духа. Вот послушай: собирались мы эти святки в деревню к моей родне, так не поехали. О тот год одолжились мы 30 рублями у двоюродного свояка, сейчас отдавать нужно, а она, вишь, к Рождеству «фонарь волшебный» купила. Так она у меня швея, но без работы, делать ей нечего, картинок вместо семечек накупила и днями негров в Ниле глазеет. Тьфу, срамота одна! А керосину фонарь этот жрет за раз — как мы за месяц. А тут целую коробку аглицких картинок купила. Это, говорит, представление пьесы «Омлет Мудацкий». |