
Онлайн книга «Смерть по сценарию»
— Мой муж не имеет понятия о том, чем можно отравить человека. — Ну, это вы так думаете. — Цианистый калий для него — слово из крутых боевиков. О том, что такой препарат не вымысел, как все приключения его любимых героев, Никита вряд ли подозревает. Что такое кухонный нож, например, или топорик для рубки мяса в условиях собственного дома, он знает прекрасно. Если бы эти орудия были причиной смерти, я не стала бы так уверенно утверждать, что муж ни при чем. — Хорошо, Любовь Николаевна. Все-таки мы должны побеседовать с вашим мужем. — Ради бога. Можно я оставлю себе это? — Она кивнула на лежащую в прозрачной папке «Смерть…». — У вас ведь есть дискета? — Конечно. Но вы же сказали, что не любите творчество Клишина? — Это лучшая его вещь. Пожалуй, ему все-таки удалось оставить что-то значимое, оригинальное, не похожее на все остальное. Я плохой критик, но мне понравилось. Покажу в издательстве, может… — Не надо, — вмешался Леонидов. — Там есть вещи, публикации которых для себя лично я бы не хотел. — Где? Я не нашла. — В начале книги. — А вы не думаете, что текста рукописи нет у кого-нибудь еще? — А где она может быть целиком? — Не знаю. Ищите. — Теперь придется. Дорого бы я дал, чтобы дочитать до конца роман. Ну что, Игорь, пойдем беседовать с Никитой Викторовичем? Они поднялись и вышли из беседки. Между деревьями Леонидов заметил натянутый гамак, там кто-то лежал. Они с Михиным проходили мимо, Алексей взглянул в тень лениво шевелящих листвой деревьев и толкнул Игоря в бок: — Помнишь, с утра я заикался насчет того, что начну ото всей этой ерунды верить в переселение душ? — И что? — Теперь верю. — Он кивнул в сторону гамака. Услышав чужие голоса, оттуда резко выскочил парень лет четырнадцати, стройный, синеглазый, светловолосый и загорелый. Вот его лицо как раз светилось, потому что кожа была золотистой, яркие глаза притягивали взгляд так, что хотелось вставить это чудо в рамку и носить с собой, чтобы время от времени любоваться им. Леонидов спросил: — Павел? — Ну. — Парень захлопнул книгу и хотел пройти. — Слушай, Паша, а ты стихи пишешь? — А это никого не касается. — Он резко дернул плечом и быстрым шагом прошел впереди их. Леонидов усмехнулся: — Понял теперь, кто послал тебе эти страницы? — Да ну? — Вот так. Только чем Клишин зацепил сынка? Про его любовь с матерью красиво написано не для Любови Николаевны. Для сына написано, точно. — Думаешь, они общались? — Конечно. Я теперь многое в этой истории начинаю понимать. Сейчас поговорим с Никитой Викторовичем, тогда все станет совсем ясно. Никита Викторович места себе не находил, пока Леонидов с Михиным разговаривали с его женой. Вообще Солдатов производил впечатление стопроцентного флегматика, без всяких там меланхолических и холерических отклонений, поэтому, если он нервничал, значит, его очень сильно все происходящее задело. Увидев, как сначала пронесся мимо него в дом сын, а потом появились люди, беседовали с его женой, он дернулся и пошел им навстречу: — Послушайте, э… — Алексей Алексеевич и Игорь Павлович, смотря к кому вы обращаетесь, — помог ему Леонидов. — Ну да. Вы не трогайте пацана, мужики. Пацан учится, книжки читает, и пусть себе. Экзамены у него в этой самой спецшколе, не трогайте, мужики. — Мы не разговаривали с Павлом, а с вами вот хотелось бы. — Ну, со мной. А что со мной говорить? Жена у меня умная, а я так, при ней. Любку спросите, если что, она и разъяснит. А я что — шофер я. Хороший шофер, конечно, начальство меня ценит, в зарплате не прижимает, дело свое я знаю, а всякие там эти интеллигентные штучки — это лучше к жене моей. — Любовь Николаевна нам уже все и разъяснила. Несколько вопросов можно в дополнение? — Вопросов? Да насчет чего? Насчет этого ее хмыря, что ли, которого грохнули? — Да. О том, как вы относились к писателю Павлу Клишину. — Как относился? Да как черт к кресту, вот как относился. — Боялись, значит? — Кого? Этого паршивого интеллигента? Да боялся шею ему ненароком свернуть, если он еще вокруг моего Пашки будет крутиться. — Вашего? Разве он не сын Клишина? — А? Любка разболтала? А клялась, дура, что не вспомнит ни разу. — Да при чем тут жена, мальчик на Клишина так похож, что никакой экспертизы не надо. — Похож? Ну да, не повезло. — Он знает, что его отец — другой человек? — Знает… Да сам черт не поймет, что он знает, а что нет. Конечно, этот писатель как узнал про сына, стал возле него крутиться, а малец и рад — как же, кровь у них родная. А когда, значит, Любку аборт делать посылал, так не подумал, что может парень родиться. А я этого парня вырастил, в садик его маленького водил, нос от соплей вытирал и в школы разные устраивал. Конечно, мне этого не понять — малец кучу бумаги марает или краски переводит — это, конечно, глупости. Профессия, она вот, — он поднял вверх свои огромные, местами порезанные руки, — в руках, а не в голове. Шел бы на механика учиться, раз не дурак, имел бы деньги, халтуру, пол- литра по выходным в свое удовольствие, жену да детишек, а то будет всю жизнь с такой-то рожей по бабам болтаться, как этот ваш Клишин. Уж слишком он красив, Пашка мой, как картинка какая — из тех, что в журналах печатают. Мужику ни к чему это. Сейчас уже девки каждый вечер домой звонят, а ему только четырнадцать. Еще штангу эту домой приволок, гимнастика, значит. Воду бы бабке в огород потаскал, а не железку свою каждое утро. Дурь. — Солдатов наконец выговорился, вытер рукой рот, сплюнул на тропинку. — Так зачем вы все-таки рванулись к Клишину на дачу? — Баба какая-то позвонила. — И что? — Ну, интеллигентная дамочка, культурная, вроде жены, так все грамотно изъяснила: «Ах, у вашей Любы свидание, ах, я неравнодушна к Павлу, ах, мы совместными усилиями должны их разлучить…» Я только из рейса вернулся, не успел и руки помыть. На дачу собирался, а тут она… Ну я, как дурак, полез в свой «жигуль» да дернулся, куда дамочка сказала. Приехал — они сидят, беседуют. Ну и что? У этого писателя небось баб разных было в очереди, как раньше за колбасой, моей дурехи не хватало только. И не верил я никогда, что между ними что-то есть. — А ребенок? — Ребенок… Небось не один у него ребенок. По всей стране небось нарожали от такого-то. Ну, приехал я туда, ну, покрутился, велел Любке собираться, про Пашку-меньшого сказал, чтоб не лез. Сам себя чувствовал дураком. Зачем поехал? Чепуховина какая-то. |