Книга Смерть по сценарию, страница 69 – Наталья Андреева

— Как жизнь?

— Уже дошла до половины. — Алексей только что принял прохладный душ и пребывал в настроении благодушном и созерцательном.

— Я не слишком тебе мешаю?

— Все равно ночевать небось останешься?

— Останусь. Давай, Леша, выпьем.

— В честь чего?

— Устал как собака. Ты еще интересуешься подробностями биографии Пашиного друга?

— Много накопал?

— Два дня бегал, как гончая по следам пугливого зайца.

— А я не бегал, но тоже могу кое-что рассказать.

— Мастак! Рюмки давай. У тебя опять магазинные бифштексы?

— А ты чем питаешься? Я хоть временный холостяк, а ты постоянный.

— У меня мама добрая, иногда получаю по вечерам кастрюльку, а в ней… Ух, что в ней! Мать у меня такие деликатесы умеет готовить!

— Тогда лучше не лезь, Михин, в мой холодильник.

— Ну, колбаса-то есть какая-нибудь?

— Сейчас пошарю.

Михин сел за стол на кухне, а Леонидов поставил на плиту сковородку и стал лить туда яйца, предварительно обжарив несколько кусков колбасы. Игорь смотрел жадными глазами на яичницу и водку и облизывался:

— Нет, в России вся истина рождается именно на кухне, это факт, и не в споре, а в совместной выпивке.

— Это называется модным нынче словом «менталитет». — Леонидов потыкал ножом желток, чтобы растекся, он не любил этого сюрприза потом, уже в тарелке. — Этим менталитетом оправдывают любые гадости, которые со страной происходят. Наливай, что ли?

Они выпили по рюмке, Михин блаженно вздохнул и расслабился на стуле:

— Ну и устал! Жара стоит, как будто ее заколдовали. Слышал, что погоду в Москве делает американский компьютер.

— Ага, а бизнес — американский доллар. Ну, рассказывай с самого начала. Например: «Жил-был пес…»

— Какой пес? Волкодав или этот, питбультерьер, кЬторые насмерть дерутся? Демин — не дворняжка какая-нибудь, он собака породистая, с родословной. Папа генерал, правда, уже в отставке, мать — кандидат исторических наук, сам тоже не лаптем щи хлебал, закончил Плехановский институт.

— Ну, детство можно пропустить, тем более что с Клишиным они учились в разное время и в разных школах. Познакомила их, как я понимаю, Любовь Николаевна? Кстати, у Клишина что-то про общагу было, как его элитная девушка там оказалась?

— Так их отца тогда в Москву еще не перевели, это было уже потом, года три спустя, а тогда будущий генерал служил в каком-то дальнем гарнизоне и был еще полковником. Максим Демин как раз начинал присматриваться, куда бы ему направить свои стопы, было ему лет двадцать семь, и познакомила его сестренка с Пашей Клишиным. Да, тогда они были друзья…

— А после того как Любовь Николаевна родила?

— Похоже, что Максим заимел на Пашу зуб, во всяком случае, лет десять они не встречались. Знаешь, большая дружба — весьма странная вещь, как оказывается, ей обязательно нужны паузы, чтобы попять, что она в жизни значит. Бывает, что люди разругаются, а спустя несколько лет вдруг встречаются и уже не помнят, из-за чего была ссора, такой она оказывается мелочной и глупой, помнится только хорошее и потребность в каком-то человеке возрастает с новой силой.

— Ты прямо любовные страсти описываешь.

— А что? Настоящая дружба, между прочим, вещь не менее ценная, из-за друзей и браки распадаются.

— Так, они встретились через десять лет.

— Да, в том издательстве, куда Клишин для пробы принес свой роман. Там в приемной Люба сидела, ну, ты читал, помнишь?

— А само издательство, как оказалось, принадлежит бывшему другу?

— Точно. Демин к тому времени заделался бизнесменом и начал зарабатывать немалые деньги. Тут они пересмотрели свои жизненные позиции: Клишин признал сына, а Демин признал свою выгоду в Павле Андреевиче.

— Какая может быть выгода?

— Да любая. Такой друг, как Клишин, нужен всегда: есть ведомые и ведущие, есть люди, которые имеют деньги, а есть те, которые имеют фантазию. Клишин, по словам некоторых знакомых, иногда просто взрывался, он мог организовать все, что угодно, начиная от взятия Бастилии и кончая банальной оргией у себя на даче, да и бабы к нему липли, как мухи на мухомор. Почему люди нуждаются друг в друге?

— Обычно ищут качества, которых у самих недостает.

— Правильно. А есть еще такие магниты, которые просто притягивают к себе все, что ни попадя, не разбирая, надо это в хозяйстве или нет.

— А говорят, что Павел Андреевич был очень неприятным человеком.

— Он просто был непонятным человеком. Мог устроить гулянку, а потом всех же и описать в очередной книге не в лучшем виде, и себя в том числе, мог просто наобещать, что обязательно приедет на день рождения, и забыть, или завести человека, заинтересовать в себе и бросить, потому что тот ему просто скучен. Этакий рассеянный миллионер, только не деньгами разбрасывался, а собой. А Демин другой, полная противоположность Клишину — очень собранный, обязательный, организованный и пунктуальный. Какие-то даже немецкие корни в их родне прослеживаются.

— Пунктуальный? Аккуратист? Непорядок не выносит?

— Да. А что?

— Так. А ты знаешь, что Демин был знаком с семейством Гончаровых?

— Знаю. А ты откуда узнал?

— Изнутри. Он предложение племяннице Аркадия Михайловича сделал.

— Надежде Сергеевне?

— Уж Сергеевне. Ей двадцать с небольшим.

— Серьезная девушка. О предложении не знал, вокруг Демина все время крутится твоя Соня. Клишину в голову стукнуло породниться с другом, а к племяннице отношение было нежное, воспитал ее сам, сам решил и замуж выдать.

— Почему же Максим Николаевич так уперся?

— Чужая душа, как говорят, потемки, а уж душа бизнесмена вообще кромешная темнота. Спроси у Демина сам, если хочешь.

— Это ты его брать будешь, а следователь вопросы задавать. Какая у Демина машина?

— Джип «паджеро».

— Так. Раз он был знаком с Аллой, то надо поспрашивать, не стояла ли эта машина у итальянского ресторана в тот день, когда разбилась Гончарова.

— А ему-то какой резон ее убивать?

— Потому что у дома Клишина четвертого июня эта машина точно была, в лесу стояла.

— Откуда знаешь?

— Из той же очереди в автолавке.

— Я всю твою очередь попрошу в прокуратуру вызвать. Надо же, оперативникам ничего не сказали, а друг другу сплетни передавать…

— Одно слово — дачники. Ты никогда не думал, что милицию просто боятся?

— А чего честному человеку бояться?

— А чего мне было бояться, когда ты первый раз пришел с подозрением, что это я писателя отравил? Разве мало у нас в тюрьме невинных людей сидит?