Онлайн книга «Мертвецы не танцуют»
|
Запад, Восток. Запад больше, накатывается багровым приливом через центр, въедается широким опасным языком… – …Не помню совсем. Маму то есть. Ее сумраки поймали, когда я был совсем маленьким. Тогда отец решил с ними воевать. Они с центра лезут, здесь не живут. Он много про них узнал, я потом расскажу. Ускоритель нашел. Но это не он придумал, это другие, военные. – Тут есть военные? – Раньше были. Видишь, внизу вертолет? Они сюда прилетали. Очень давно и неизвестно зачем. Вертолет весь был забит ящиками, а в них контейнеры. Сумраки тоже давно были, военные пытались их убить, вот прямо здесь, у метро… Верхнее Метро. Разноцветные линии, разделяющие город на неровные ломти, поверх линий разметка – черный штрих – непроходимые участки, красный – ходить осторожно, зеленый – безопасно, зеленого мало. Верхнее Метро разведано плохо и опять же только с нашей стороны, что творится, к примеру, на большинстве станций Кольцевой, мы не знаем. Есть путеводитель, но многие тоннели засыпаны, в других полно погани, в некоторых реки, или болота, или поездами все забито. Непроходимость. Нижнее Метро чернеет растопыренной птичьей лапой. В Нижнем Метро порядок, во всяком случае, в восточной части. Только пройти все равно нельзя, да и не полезет туда никто. Что происходит на Западе… Запад он и есть Запад. – Папка говорил, что город такой большой, что за всю жизнь его нельзя обойти. – Это смотря какая жизнь. Город плывет почти под ногами. – Вчера двадцать минут гуляли, сегодня можно побольше. Хотя нет, нельзя. Простынешь. Мне смешно. Но я с ним не спорю. – Ты как-то быстро выздоравливаешь, – улыбается Егор. – Ты что, богатырь? Я начинаю кашлять. Хорошее слово. Богатырь. Хорош богатырь, ложку поднять не может. – Значит, здоровье повышенное. Есть такие люди, все как на собаках… А у меня, наоборот, пониженное… Зрение у меня плохое, с детства. – Плохое? Егор смотрит вниз из-под ладони. – Странно… Сейчас вроде по-другому… Вижу почти все. И резко… Никогда так не видел. – И зубы не болят, – добавляю я. Егор сидит прямо передо мной, и я вижу, как он начинает проверять языком зубы, надувает щеки, даже пальцем прощупывает. – Не болят, – пораженно говорит он. – На самом деле не болят. Даже дырки, кажется, заросли. Это почему? Я пытаюсь повернуться на правый бок, не получается, больно, ребра, кажется, потрескивают. Падаю на спину. Надоело на спине. Вообще надоело валяться. Шея не поворачивается, какой-то горб на ней нарос, как воротник. Руки. Руки работают. Не очень хорошо работают руки, шины мешают – и на правой, и на левой. Не сгибаются. Но согнутся, рано или поздно. И на ногах шины, сломанный я совсем. Кривые шины Егор сделал, неумеха. Хотя и так сойдет. Зато кожа нравится. Новая наросла, гладкая и толстая, по ощущениям гораздо толще. Здорово. Зубов, правда, меньше. Гораздо меньше, чем раньше. Дырки, они зарастают, это верно. Рядом с Алисой не только дырки зарастают, раны затягиваются. Кости, кожа, сухожилия. А зубы новые нет, так и буду дальше без зубов. Когда умирал, не очень расстраивался, на том свете новые зубы выдают. Все, кто претерпел за правду, при записи в Облачный Полк получают утраченные конечности, отлитые из чистейшего золота, в том числе и зубы. А сейчас без зубов туго, в живых-то. Лицо просело, скособочилось, постарел сразу. – Это отчего? – спрашивает шепотом Егор. – Это… Почему? Я молчу. Но Егор и сам не дурак, думать умеет. – Почему? Егор вкатывает меня под крышу. – Так… Она… Она что, эта?!! Это?!! Глаза у него округляются, челюсть отвисает. Так он и стоит. Не меньше минуты. – Она настоящая?! – Ага, – отвечаю я. – Самая-самая. – Папка про таких рассказывал… Но мы никогда не встречали… – Вам повезло. Особенно тебе. А я вот встретил. – И что? – спрашивает Егор совсем уж еле слышно. – Что случилось? – Со мной ничего. – А с кем? – осторожно спрашивает Егор. – С другими… Сказки знаешь? – Какие? – Разные. Всякие. Про гостей. Пришли к людям гости, сели за стол, едят. А один мальчик уронил ложку. Полез за ложкой, глядит, а у гостей-то копыта. Егор оглядывается. – У нее копыта? – шепчет он. – Почти. Но вообще она хорошая. Добрая. Тебе понравится. – Ага, добрая. Отец говорил, они детей сманивают. А потом… Что потом? – Не знаю. До потом не дошло. К счастью. – Они… – Егор неопределенно кивает. – Они… Такие, как Алиса… Ты как с ней познакомился? – Она меня спасла. И еще… Долгая история, в двух словах не расскажешь. Ты насчет Алисы не беспокойся, ты уже вырос. Совершенно вырос. Но лучше, так, на всякий случай, лучше тебе бороду отрастить. Тогда точно не заинтересуется. – Бороду… А если не растет… – Лучше, чтобы росла. Знаешь, борода вообще против всякой погани лучшее средство. А Алиса… – Она… опасна? Егор меняет табуретку, подсаживается поближе к дробовику. Правильно. Я бы сам так поступил. – Я не знаю. Скорей всего, нет. Она… Раньше любила игрушки… Она смотрела на игрушки? – Нет… Она только в стену смотрит. Или в угол. Она точно не опасна? – Не опасны лишь помидоры. Да и то… Она… Сбежала. За мной. Сюда. – Ясно. Появляется Алиса. Садится возле стены. С рук у нее спрыгивает крыса, начинает обход комнаты, обнюхивает пол, стулья, все обнюхивает. Егора. – А ну… Иди… Он достает сухарь. Крыса нагло забирается ему на колени, отбирает сухарь, относит Алисе. – Ладно… Вы тут развлекайтесь, а я за водой поднимусь. Чаю хочется. Егор подбирает ведро и удаляется, шаркая ногами. Я остаюсь с Алисой. Молчим. Только крыса хрустит сухарем, да перекатываются на ветру звонкие гильзы. Хочется поговорить. Спросить, узнать. Но страшно. Ладно, потом, успеем. Моя каталка стоит рядом с полкой, на ней книги. Большие, тяжелые, в таких обычно картинки. Я дотягиваюсь до ближайшей, с трудом устраиваю ее на животе. Современные художники. Культура. Современные… Знавал я одного современного, но недолго… Листаю. Очень быстро выясняется, что время всегда одинаковое. Бойко рисовали раньше, бойко, почти как сейчас. Москва, вид сверху. С птичьего полета вроде как, тогда еще птицы летали и во множестве. Я такую же картину видел, у Япета, в одном из старых альбомов. |