Книга Ад уже здесь, страница 75 – Сурен Цормудян

— Но ведь это не так! — воскликнул Николай.

— Вот упрямый какой, — вздохнул мясник. Он выдвинул ящик своего стола и извлек оттуда черный берет, у которого вместо кокарды красовался значок радиоактивности.

У Васнецова похолодела спина. Это был, берет Людоеда. Что с ним?

Тем временем человек извлек из берета то самое метательное лезвие.

— Это ведь твоего дружка по фамилии Крест. Верно? — спросил допрашивающий.

— Ну… — нехотя проговорил Васнецов.

— Вот видишь. Говорить правду совсем не трудно. — Мясник улыбнулся, но его улыбка была еще более неприятна, чем его крики. — Так вот этот твой друг оказался более сговорчивым. Он признался, что вы диверсанты Гау.

— Но… Но этого не может быть. Вы лжете. Не мог он этого сказать, потому что мы не Гау. Мы вообще из Калужской области.

Мясник снова засмеялся.

— Послушай, парень, ну зачем упираться? Понимаю, молод… Сколько тебе, кстати?

— Двадцать три…

— Ага. Двадцать три. Понимаю. Когда случилась ядерная война, тебе всего три года отроду было. Ты и не помнишь ничего. И Гау тебя в оборот взяли несмышленого. Потому ты и упрямишься больше твоих товарищей. Они-то понимают, что этот ваш Титос, тварь и тиран. Они понимают, что выступили на стороне вселенского зла. А вот ты упрямишься. Тебе сызмальства внушили ложные идеалы. Но ведь ты не глупый парень. У вас же там, в диверсионной школе все знают, что если попал к нам, в «Отдел профилактики и безопасности», то никуда от нас уже не денешься. А тебе еще жить да жить. Мы понимаем, что ты молод был и одурманили тебя, сволочи эти. Но у нас ведь справедливое общество. Мы тебе шанс дадим. Человеком станешь. Перекуешься. Будешь гражданином Новой республики. Только дурака валять перестань.

— Человеком стану? А я и есть человек. И не какой я ни Гау. И врете вы все про моих товарищей!

Мясник достал из стола стеклянный графин с водой и граненый стакан. Неторопливо налил себе воды и стал медленно пить. Затем уставился на небольшое окно под потолком помещения. Вздохнул. Налил еще один стакан, подумал о чем-то и резко выплеснул его в лицо Николаю. В тот же миг он нанес рукой сильную пощечину по увлажнившемуся лицу.

— Шутки кончились, титорас! Отвечай! Ваша миссия! Координаты второй группы! Вы ведь отвлекали внимание пограничников! Где вторая группа! Цели! Имена! Координаты! Не молчи скотина! — орал он и снова и снова раздавал жгучие пощечины. — Я же тебе сейчас скальпель под ногти вгонять буду, тварь!

Он нанес еще один удар. Стул опрокинулся вместе с Николаем. Заболело плечо. Васнецов зажмурился и ощутил удар ногой в живот. Было больно. Но еще больше было обидно. Обидно за весь пройденный путь. За гибель космонавтов. За тех конфедератов, что так самоотверженно их защищали. Было обидно, что он не повернул обратно в Москву, заняв себя и последние дни или месяцы этого мира поиском отца и дяди, чтобы встретить истинный финал рядом с ними. Было обидно что Илье пришлось покинуть Нордику… Ради чего все это? Чтобы вот так попасть в какие-то застенки к мяснику и сгинуть тут, обрекая на гибель и все живое на планете?

— Лучше убей меня, сволочь, — прохрипел Николай. — Убей меня сразу. И вы все подпишите себе смертный приговор. Никто уже вас не спасет. Всем придет конец. И тебе, морда, и старшине вашему, и этим Гау, и рейдерам, и старику охотнику, и Лере с ее Иваном, и инвалиду, сыну Ветра. Вам всем конец. Я не желаю вас спасать. Убей меня. Я вас приговорил…

Мясник присел рядом и стал приговаривать:

— Вот так. Вот хорошо. Ты говори сынок. Говори не останавливайся. Давай-давай. Говори сынок…

— Сынок? — простонал Васнецов, — ты мне не отец, морда. Я сын офицера ВДВ.

Мясник снова нанес удар и тут позади, у только что скрипнувшей двери раздался громкий и строгий возглас:

— Что здесь происходит, черт подери!

Мясник резко развернулся и вытянулся по стойке смирно.

— Товарищ комиссар-наблюдатель, — пробормотал он растерянно, — Я…

— Вы я вижу, совсем потеряли всякий страх и чувство меры, гражданин следователь!

— Нет, но я…

— Немедленно поднимите задержанного!

Мясник бросился выполнять команду. Тем временем вошедший человек в темно-синем мундире с перекрещенными мечами на обшлагах тужурки продолжал строго отчитывать следователя.

— Что за титорастские методы вы тут практикуете! Или декларация Старшины о гуманном отношении с заключенными для вас пустой звук?! А ведь этот юноша даже не заключенный! Он задержанный до выяснения! Что вы тут устроили!

Следователь поднял уже Васнецова и снова стоял по стойке смирно, нервно теребя руками полы своего длинного кителя.

— Товарищ комиссар-наблюдатель, — пробормотал он, — Но ведь его подельники уже признались. И он уже начал говорить. Это диверсанты Гау.

— Да я вижу, откуда берутся такие признания! Я не сомневаюсь, что побудь этот юноша с вами наедине еще пять минут, и он признался бы, что убил Кеннеди и поджег рейхстаг!

— При всем уважении, товарищ комиссар-наблюдатель, но я…

— Но вы сейчас заткнетесь, и выйдите вон из кабинета! Немедленно!

Мясник поморщился и стремительно направился на выход.

— Стоять! — скомандовал ему вошедший в темно-синем мундире, когда они поравнялись. — Ключ от наручников. Ну! — он требовательно выставил перед следователем руку.

Мясник нервно порылся в карманах и, протягивая ключ, пробормотал:

— Я бы не рекомендовал вам…

— Я в ваших рекомендациях не нуждаюсь! — рявкнул комиссар, забирая ключ, — А теперь вон!

Следователь выскочил из своего кабинета и захлопнул за собой дверь.

Комиссар хмурился и качал головой, освобождая Николая от наручников.

— Я прошу прощение за излишнее рвение нашего сотрудника, — проговорил он спокойным голосом и отошел.

Васнецов принялся растирать запястья. Такой оборот событий вызвал в нем бурю эмоций, которые он еле пытался сдержать. Он уже почти смирился с тем, что их здесь по ложному подозрению уничтожат. Но вот появился этот спаситель в синем мундире, переделанным под нужды местных спецслужб из формы сотрудника МЧС.

— Как вас зовут? — спросил комиссар присев на край стола.

Васнецов взглянул на него. Он был высок и подтянут. Заметно старше следователя мясника. Лицо, гладко выбритое и открытое, располагающее к откровенной беседе.

— Николай, — буркнул Васнецов.

— Тезка значит, — комиссар улыбнулся. — Я тоже Николай. Николай Андреевич. Старший комиссар-наблюдатель главного политического управления наблюдения и профилактики.

— Я бы сказал, что очень приятно, но это нихрена не так, — продолжал ворчать Васнецов, глядя на него исподлобья.