Книга Золотой капкан, страница 15 – Владимир Рыбин

Правда, он не знал всего, того, например, что двух пудов золота в разбившемся вертолете недосчитались. Но разве трудно было сообразить? Красюк сколько-то дней сидел на том золоте. Один. Голодный и злой. Так неужто за это время ему ни разу в башку не стукнуло припрятать хоть немного на черный день? Красюк-то, без бинокля видно, жуликоватый. А вот не разгадал его…

Дубов потянулся в своем глубоком кресле, добротно сработанном зэками, хлопнул ладонью по столу, на котором еще лежала не убранная после вчерашнего закуска.

Не дотумкал! А ведь мог уломать Красавчика, снарядить его за тем золотишком. Может, и сам бы с ним пошел. Взял бы, скажем, отпуск на пару недель и — будто на охоту. Или заболел бы, или еще что-нибудь придумал.

Дубов достал из стола початую бутылку, налил в стакан, выпил залпом, как воду, сунул в рот толстый ломоть сырокопченой колбасы и вскочил, зашагал по кабинету из угла в угол.

Вчера, сидя в соседней комнате, он слышал весь разговор зампрокурора с Сизовым. Понял, какое дело затевается, и потому не стал кобениться, а сразу согласился отправить Красюка с Сизовым одних. А что, основание доверять у него полное: приволокли же Беклемишева с оружием, не сбежали. А ему, и верно, некого с ними послать. Разве что вольного, дежурящего у ворот, вчерашнего зэка Пешнева с его двустволкой?..

Мысль о ружье, которое он не далее как на прошлой неделе видел у Пешнева, живущего за речкой в доме для вольных, заставила остановиться. Что-то такое обещала эта мысль, какой-то интересный вывод.

Колбаса все не разжевывалась, это злило, мешало думать. Дубов выплюнул колбасу в ящик для мусора, поглядел в окно и, схватив фуражку, заторопился на улицу.

Зной висел над тайгой, плотный, оглушающий. Ворона на столбе все орала, чем-то недовольная. Дубову захотелось вернуться, взять карабин и свалить эту ворону, — надоела. Но сейчас не до того было. Он спрыгнул с крыльца, решительно направился к бараку зэков, но тут же вернулся, подозвал к себе Пешнева.

— Сбегай, позови Хрюкина.

— Какого Хрюкина?

— Ну, который Хопер.

— А-а, — сказал Пешнев и не двинулся с места. Идти куда-то, а тем более бежать по этой жаре ему не хотелось. — Так он же на работе.

— Сачкует, я его знаю.

— А ворота?

— Я посмотрю. Иди, скажи, чтобы быстро.

Хопер и в самом деле пришел быстро, Дубов даже не успел как следует все продумать для разговора с ним.

— Звал, начальник? — спросил Хопер, обмахиваясь розовой курортной панамкой, неизвестно откуда взявшейся в этом диком лесу.

— Почему не на работе? — сердито спросил Дубов. — Ты же мой актив, пример должен подавать.

— Так болен я.

— Чем же, интересно?

— Вот тут ноет, — прижал он ладонь к груди. — А еще тошнит.

— От самогона, небось? Где вы этот самосвал только берете?

— И голова кружится.

— А бок болит?

— Болит, начальник.

— Отлежал, небось.

— Обижаете. Ну, конечно, ваша власть… — заканючил Хопер и обиженно скорчил опухшую от сна рожу, сделавшуюся отнюдь не жалостливой, а смешной.

И Дубов рассмеялся.

— Сколько я отказников перевидал, и каждому хотелось морду набить. А глядя на тебя, у меня почему-то такого желания не возникает.

— Ну и слава богу. — Хопер открыто ухмылялся. — Это, наверное, от того, начальник, что, когда не болен, я работаю за двоих.

— А когда ты не болен?

Хопер почесал голову, надел панаму и ничего не ответил.

— А ну, пошли со мной.

В кабинете Дубов уселся в свое кресло, показал Хопру на стул напротив.

— Садись, угощайся.

— Благодарствуйте.

Хопер снял панаму, придвинулся к столу, взял ломтик колбасы, рассмотрел его со всех сторон и дурашливо вздохнул:

— Похмелиться бы, начальник.

— Все-таки похмелиться?

— Так ведь утром-то не пьют, а похмеляются.

— Так ведь день уже, — передразнил его Дубов.

— Да? — Хопер посмотрел на залитое солнцем окно и опять вздохнул: Жизня проклятая.

Он взял налитый наполовину стакан, понюхал водку, зажмурился и выплеснул ее себе в рот, как воду.

— Лихо. Сколько зараз можешь?

— Сколько дадут.

— А говоришь — болен.

Хопер искренне удивился.

— Это же лекарство.

— Лекарство, когда сто грамм, не больше. Вот я тебе столько и дал. Как, полегчало?

— Еще не понял.

— А я думал, ты понятливый.

— Так и есть, — быстро согласился Хопер.

— Догадываешься, зачем я тебя позвал?

— Догадываюсь. Все сполню, начальник.

— Хочешь, бригадиром назначу?

— Не. Бугру вкалывать надо, а у меня другие таланты.

Дубов внезапно вскочил, навис над столом, опершись о него руками.

— Слушай, Хрюкин, ты на меня обиды не держишь?

— Как можно, начальник?!

— Мы ведь всегда понимали друг друга, верно?

— Чего темнишь, Федор? — Хопер снизу вверх посмотрел на Дубова, ожидая, что скажет на такое обращение, которым давно не пользовался, и, помолчав, продолжил: — Говори, не тяни кота за хвост.

Дубов медленно сел, плеснул еще в стаканы.

— Давно ты меня так не называл. Думал, забыл уж.

— Я свое место знаю.

— Этим ты мне всегда и нравился…

— Да ладно, говори, что за дело, — нетерпеливо перебил Хопер.

— Особое…

— Провернем, не впервой.

— Если выгорит, получишь волю и вдоволь рыжевья.

— Ну…

— Где сейчас Красавчик с этим геологом, знаешь?

— Сам же отправил на новую вахту.

— Не дошли они, свернули с дороги. А куда?

— Куда, куда! — разозлился Хопер. Ему надоело крутиться вокруг да около. — На Кудыкину гору!..

— Именно на гору. Золото искать.

— Что?!

— Ты знаешь, за что Красавчик сидит?

— Знаю. За золото… На-адо же!..

Хопер сразу сообразил, что к чему. И так же, как недавно Дубов, удивился, что не допер сразу. Каким же дураком надо было быть Красавчику, чтобы сидеть в тайге на золоте и не припрятать чуток. И каким же идиотом надо было быть ему, Хопру, чтобы поверить сопливой трепотне Красавчика, не расколоть его тут, в бараке! А ведь мог, мо-ог!..