Книга Золотой капкан, страница 5 – Владимир Рыбин

— Задержали бандитов?

— Двоих. Третий убежал. Это-то и насторожило Грысина. Организовал наблюдение за оставшимися двумя и охрану вертолета.

— Почему же до сих пор не взяли третьего?

Плонский не поднял глаз, не подал виду, что понял прокол гостя. Говорил, что ничего не знает, а, оказывается, знает-таки, что третьего, и верно, до сих пор не нашли. Оглянулся, будто в задумчивости, будто там, в поселке, что-то его заинтересовало.

Поселок был, как поселок: панельные дома, выстроившиеся подобно фишкам домино, за ними, загораживая горизонт, — омертвевшие корпуса комбинатов. А здесь, внизу, у громадного серого камня, лежавшего посередине площади, оживленная толпа.

— Что там такое? — заинтересовался гость.

— А ничего. Мужики зубоскалят.

Гость привстал, заглянул через перила.

— Там и женщины. Чего это они?

— Камень рассматривают.

— Камень?

— Местная достопримечательность.

Довольный представившейся возможностью переменить тему разговора, Плонский начал рассказывать историю, похожую на анекдот.

Камень был тут всегда, выпирал из недр острым углом высотой в три человеческих роста. Когда-то, еще до поселка, стояла на нем тригонометрическая вышка. Партийные планировщики быстро сообразили, что сам Бог сотворил здесь фундамент для памятника вождю мирового пролетариата, и на плане будущего поселка сразу начертали центральную площадь. Поселок рос, на площади возведены были административные здания, а на памятник все не хватало денег. Тогда по чьему-то велению одну грань камня отшлифовали и на ней выбили бессмертное пророчество: "Поколение, которому сейчас семнадцать лет, увидит новую эру — эру коммунизма. Ленин".

Но вот заварилась демократическая каша, и пророчество лишило покоя новых мечтателей. Сначала срубили слово «Ленин», затем изуродовали слово «коммунизма», оставив только его окончание. И тут же на освободившееся место кто-то мелом вписал слово «паразит». Его затерли. Тогда на это место, уже масляной краской, было вписано слово «бандит». Получилось совсем весело: "Поколение, которому сейчас семнадцать лет, увидит новую эру — эру бандитизма".

— Надпись не раз закрашивали, но она появляется вновь и вновь, сказал Плонский. — Сейчас, наверное, опять. Такую форму у нас приняла политическая борьба. Взорвать камень, что ли?

Гость снова привстал со стула, посмотрел на толпу возле камня, сказал:

— Взрывчатки много надо.

— Много. Да как взрывать? Дома же вокруг.

— А пускай стоит. Позубоскалят, позлятся, да и привыкнут. Пускай привыкают.

— Вы так думаете?

— Не только я. Человека можно ко всему приучить. Вы же смотрите телевизор, слушаете радио. Делайте выводы.

Он сел, поднял бокал, в котором налитое шампанское давно уж перестало пузыриться.

— Выпьем? — обрадовался Плонский.

— Выпьем. И продолжайте рассказывать.

— О чем?

— Вы же не договорили. Золото, что было в бандитском вертолете и что собрали возле того, разбившегося, все цело?

— Двух пудов недостает.

— Тот, сбежавший, унес?

— Возможно. Поймаем, выясним.

— Надеетесь поймать? А если он отречется?

— Не получится. Охранник, что в живых остался, видел его.

— Издалека?

— В том-то и дело, что совсем близко. Опознает.

— А он, этот охранник, сейчас где? Его самого не придется искать?

— Не придется. — Плонский засмеялся. — У него в кармане нашли самородок из тех, что были в вертолете.

— И что же?

— Сидит, суда ждет.

Гость помолчал. И тоже заулыбался.

— Может, и в самом деле, попробовать вашей таежной?

— Обязательно, — обрадовался Плонский.

Поманив пальцем официантку, стоявшую в дверях и все время поглядывавшую в их сторону, он заказал графинчик женьшеневой.

После первой же рюмки скованность, мешавшая Плонскому увидеть в столичном госте своего человека, пропала, и он заговорил откровеннее.

— А вообще-то, не будь я служителем Фемиды, сказал бы: толково придумано. Имей я столько золота, весь район скупил бы. Сейчас только и разворачиваться предприимчивым людям.

Сказал он это не без умысла. Захотелось спровоцировать гостя на встречную откровенность.

Гость посмотрел ему в глаза, прямо посмотрел, не отводя взгляда, усмехнулся одними губами и произнес фразу, на первый прикид загадочную:

— Можно скупить. А можно и не скупать.

— Да?

— Можно просто приватизировать. Со связями прокурора все можно.

Плонский заметил эту якобы оговорку — "прокурора", — обрадованно схватил графинчик, налил по второй.

— Но полтонны золота в кармане не помешали бы.

— Не помешали, — согласился гость.

Он помолчал и сказал неожиданное:

— А того, третьего, надо все же найти. Профилактика в нашем деле — не последнее.

Плонский опять насторожился и опять никак не выдал своей настороженности. Не будь того телефонного звонка, он заподозрил бы столичного гостя в соучастии. Хотя придраться было не к чему. Кому, как не служителям Фемиды, говорить о профилактике. Но тот звонок все менял. Рекомендация оправдывала даже и соучастие.

— Возьмем…

— У меня к вам просьба. Как найдете, сразу не берите, а сообщите по известному вам телефону.

— Если надо…

— И еще одно. Этот охранник, как его?..

— Красюк.

— Этот Красюк тянет на статью?

— Вполне.

— Нам хотелось бы знать, куда его после суда отправят. Это не затруднит?

— Нисколько.

— Я знал, что мы поймем друг друга. — Гость неожиданно встал, протянул через стол руку. — Мне пора, господин прокурор. Нет, нет, не провожайте. У меня своя колымага.

Плонский видел эту «колымагу» — черный «Мерседес» с тонированными стеклами, запыленный, правда, как и все машины, что ездят по таежным грунтовкам. Сверху, с балкона он увидел и черную «Волгу» охраны, устремившуюся следом за «мерсом». Постоял, дожидаясь, когда машины скроются из виду, сел к столу, налил себе рюмку женьшеневой и задумался.

Что ж, дело о краже золота можно закрывать. Катастрофа, несомненно, была организована, и столичный гость в этом деле как-то замешан. Организаторы рассчитывали, что никого в живых не останется. А Красюк уцелел. И смешал все карты. Теперь им надо заметать следы.

У Плонского похолодели пальцы рук от неожиданной мысли, что ведь он тоже теперь замешан. Стало быть…