Онлайн книга «Рыцари рейха»
Еще одна очередь «шмайсера». Вопли на набережной стали громче. Толпа раздалась, расступилась. Эсэсовцы прибавили шагу. Бурцев бросился к рубке. Да, все здесь было в точности, как на картине флорентийца Джотто. Штурвал да рычаги. Да компас. Да гироскопический курсоуказатель. Да гидравлические лаги [73] . Да эхолот. Да навигационный секстан с наклономером. Да дальномер и радиолокационная станция. Да хронометр с секундомером. Да термограф, барограф, барометр, термометр, анемометр, психрометр. Да еще хрен знает чего метр... Но навигационное и вспомогательные оборудование — на фиг! Сейчас освоить бы главное. А главное сейчас — штурвал да рычаги. Нехитрые, в общем-то, приборы управления. Можно разобраться самостоятельно. Только вот время... — Василь, полоняне! — басовито проорал Дмитрий через дверь рубки. — Куда полонян-то девать?! Полоняне? Бурцев встрепенулся. Ой как кстати! — Тащи сюда! Их оказалось трое. Первый — «синьор Ганс» собственной персоной. Капитан едва стоит на ногах, придерживает вывихнутую правую руку здоровой левой. Второй — матрос с порезанной Джеймсом физиономией. Скрежещет зубами от ненависти. Третий — парень с подбитым глазом и в промасленной куртке. Вот в глазах этого третьего Бурцев и уловил нечто похожее на предчувствие неминуемой смерти вперемешку со страхом. Так ему показалось... Вести долгие беседы было некогда, а потому Бурцев сказал просто и прямо: — Мне нужно завести эту колымагу и отплыть из Венеции. Уверяю, с этой задачей я в состоянии справиться сам. Но тот из вас, кто согласится мне помочь, будет жить. Остальные умрут. Он шагнул к «синьору Гансу»: — Ты? Немец презрительно скривил губы, попытался плюнуть в лицо. Не вышло... Длинная тонкая ниточка слюны повисла в уголке рта. Что ж, от офицера цайткоманды Бурцев и не ждал ничего иного. Он двинулся дальше: — Ты? — Швайн! — хрипло выдохнул эсэсовец с порезанной щекой. — Свинья! Жаль... К третьему пленнику Бурцев подойти не успел: сзади раздался глухой стук падающего тела. Он обернулся. Чтобы увидеть, как упало второе тело. Меч пана Освальда Добжиньского и булава новгородского сотника Гаврилы Алексича уже свершили расправу. Бурцевское «остальные умрут» эти двое восприняли слишком буквально, и двумя немцами на «раумботе» стало меньше. — Освальд, твою налево! — взревел Бурцев. — Гаврила! — Они бы все равно ничего не сказали, воевода, — глухо отозвался Алексич. — А этот вот скажет, — подхватил добжинец. — Все скажет. Окровавленный меч поляка указывал на оставшегося в живых пленника. Булава Алексича медленно поднималась над головой немца. Тот становился все бледнее и бледнее. — Отставить! Хватит, я сказал! — приказал Бурцев. — Почему? — искренне удивился Освальд, — Вид чужой крови и собственной приближающейся смерти обычно развязывает языки лучше, чем пустые угрозы. Не веришь — давай спросим нашего полонянина, будет ли он помогать. Сейчас. Острие клинка уткнулось в замасленную куртку эсэсовца. Бурцев спросил. Эсэсовец кивнул. — Только я всего лишь моторист, — с трудом вымолвил немец. — Ну, так заводи мотор, моторист! Считай, что получил повышение. Теперь ты капитан. Или покойник. Понял? Еще кивок. — Действуй! Запускай машину — и полный вперед! Освальд, этот туды ж, растуды ж! — знаток человеческих душ, ухмылялся, покручивая длинный ус, и меч в ножны прятать не спешил. Гаврила тоже демонстративно поигрывал булавушкой. И пленник действовал. Рука туда, рука сюда. Рычаг, еще один... В утробе «раумбота» — где-то под палубой — ожили, заработали мощные двигатели. Катер пробила мелкая дрожь. Бурцев ногами почувствовал усиливающуюся вибрацию. Почувствовали и остальные. Заволновались, занервничали. Заоглядывались. Ну да, непривычно, небось, на «железной ладье» кататься. Придется привыкать. Он выглянул из рубки. Есть! За кормой вскипела, взбурлила вода. «Раумбот» дернулся, заскрежетал. Двинул носом и бортом вдоль разукрашенной галеры дожа, ломая «Буцентавру» весла и соскребая позолоту с резных деревянных боков. — В сторону! Правь в сторону, — заорал Бурцев. Немец навалился на штурвал. Катер отвернул, наконец, от «Буцентавра». Направился к широкому судоходному проливчику в песчаной косе, за которой маячило открытое море. Прибавил скорости. Хорошенько так прибавил... С берега кричали и стреляли. Да видно, плохо целились фашики: пули пошли выше. Впрочем, Бурцев не отвлекался на выстрелы. Бурцев внимательно следил за руками пленника. Тут дело такое: учиться, учиться и учиться... Одно ведь дело — догадываться, как водить немецкие военные катера, и совсем другое — видеть воочию, как это происходит. Два года назад он вот так же, наблюдая за суетливыми движениями унтерштурмфюрера СС Отто Майха, постигал искусство управления легким танком-разведчиком. Наука пригодилась: сам потом водил бронированную немецкую «Рысь» в атаку на Дерптскую базу. Бурцев следил. И запоминал. И радовался... Тому, что управлять «раумботом» не сложнее, чем танком. Угнанный катер демонстрировал потрясающие ходовые качества и превосходную маневренность. Гаврила и Освальд маячили за спиной пленника с оружием наизготовку. Джеймс тоже приглядывал за фашиком. Из рукава брави выглядывал нож-кольтэлло. И немец у штурвала вел себя смирно. Глава 62
Все шло как надо. Даже лучше чем. Они благополучно миновали песчаную косу и двигались теперь мимо редких прибрежных отмелей и скалистых островков. К пугающей вибрации под ногами и весьма приличной, по морским меркам, скорости народ понемногу привыкал. Креститься, по крайней мере, ребята перестали, бормотать молитвы под нос — тоже. Занялись делом. Избавились от трупов. Спихнули за борт лошадиную тушу. Отдраивали заляпанную кровью палубу. Да, все шло как надо. Успокаивало, усыпляло... Венецианскую лагуну уже почти не было видно. Таял в слившейся воедино синеве спокойного моря и безоблачного неба одинокий перст — колокольня-маяк на площади Сан-Марко. — А что это вон там, Джеймс? — спросил Бурцев у брави. И присвистнул, не дождавшись ответа: — Ох, ни хрена ж себе! Прямо по курсу виднелись два старых корабельных остова. Дырявых, как решето. Тоскливых, как глаза ипохондрика. — Опасное местечко, — Джеймс хмурился. — Суда здесь часто бьются о скалы и садятся на мель. |