Онлайн книга «Пески Палестины»
На катере стало тихо. На катере не дергались, не стреляли. Или полячка вняла совету, или затихла совсем уж по другой причине. — Да я их! — ярился, брызжа слюной и слезами, Освальд. — Я их всех! Без меча! Да за Ядвигу я их голыми руками! Гаврила, Дмитрий и Збыслав навалились на рыцаря. Уткнули мордой в мокрую гальку, втроем удерживая добжиньца от бессмысленной смерти. — Кто там?! – Джеймс тряхнул Бурцева. — Ты успел разглядеть? — Кто‑кто… верблюд в пальто! Рыцари какие‑то и целая толпа горячих ребят вроде нашего Хабибуллы. — Сарацины? — Да уж, наверное, не эскимосы! — Не кто? — Отстань, а, брави? Дай подумать, что делать. Один отстал — другой пристал. Теперь уже Хабибулла, услышав свое имя, наседал с расспросами. — Василий‑Вацлав, кто? Кто это? — требовал Хабибулла по‑татарски. — Дружки твои, — буркнул Бурцев. — Сарацины. Ты это… спроси, чего им от нас надо. Массированный обстрел из луков, арбалетов, пращи и самострела‑шарикомета тем временем прекратился. Послышались воинственные крики, топот копыт. Лошади и верблюды противника приближались к валуну‑укрытию. Начиналась атака… — Айза э?! [20] — заорал из‑за камня Хабибулла. Наверное, услышать арабскую речь от людей с немецкого катера здесь никак не ожидали. Крики и топот стихли. Хабибулле ответили. — Мэ хэза?! [21] — расслышал Бурцев. — Эсми Хабибулла ибн Мохаммед ибн Рашид ибн Усама ибн… — громко и торжественно затянул араб. Когда он наконец закончил, воцарилась тишина. Только море за спиной по‑прежнему шумливо боролось со скалами. Да совсем‑совсем близко всхрапывали кони. И топтались верблюды. — Валлахи? [22] — недоверчиво поинтересовался кто‑то из нападавших. — Валахи! — Хабибулла бесстрашно поднялся над камнем. Стрелы в него не летели. Камни и убийственные шарики — тоже. И грозных воинственных кличей больше не звучало. Зато воздух содрогнулся от многоголосого радостного вопля. Елки‑палки! Похоже, Хабибулла ибн… ибн… ибн… в этой буйной компании — свой человек. Глава 19
Полный триумф! Причальный камень, до сих пор служивший им укрытием и имевший неплохие шансы стать надгробием, обратился в трибуну. Хабибулла стоял на валуне в позе кандидата, победившего, как минимум, на президентских выборах. Бородатое лицо со шрамом — воплощение харизмы, обе руки воздеты над толпой. И разрубленная эсэсовская рубашка с нацистским орлом на груди… Да уж! Шумливые соплеменники обступили араба тесным кольцом. Хабибулла говорил со всеми сразу и с каждым в отдельности. Освальд обнимал Ядвигу — целую, невредимую. Это было похоже на чудо: снарядик сарацинской аркабаллисты, влетевший в рубку катера, шарахнул по «шмайсеру». В результате пистолет‑пулемет превратился в бесполезную железяку, а державшая оружие кульмская красавица отделалась легким испугом. Бывает… Бурцев молча чесал в затылке. Дружинники хлопали глазами, недоуменно озираясь вокруг. Ну, разве что Сыма Цзян не хлопал. Китаец кивал каждому встречному‑поперечному и твердил без умолку: — Саляма‑алекума, саляма‑алекума… Странно, но арабы ему отвечали. Как положено — «Алейкум ассалям». С полсотни европейских рыцарей, незнамо как затесавшихся в сарацинскую рать, тоже, кажется, не совсем понимали сути происходящего и не спешили прятать клинки. Обстановка, впрочем, разрядилась, как только предводитель рыцарского отряда — давешний всадник в шлеме с забралом и «фатой»‑наметом — разглядел в общей суматохе Жюля. «Фата» дернулась, «невеста» бросила меч в ножны, направила коня к капитану Алисы Шампанской. — Бонжур, Жюль! — глухо рокотнуло из‑под шлема. Морской волк удивленно поднял глаза. — Бонжур, мсье… мсье… «Невеста» откинула забрало, явив заросшую, мясистую и раскрасневшуюся физиономию. Лицо изжаривающегося заживо человека. — О, сир! — Жюль почтительно склонил голову. Тот, кого назвали сиром, снял шлем, скинул кольчужный капюшон, сдернул шапочку‑подшлемник. Копна черных волос торчала как иглы у встревоженного дикобраза. Щетина на щеках и подбородке напоминала зверька поменьше — ежа. — Коман ва тю [23] , Жюль? — Трэ бьян [24] , мерси. Э ву [25] , сир? — Комси комса [26] , – вздохнул рыцарь. Бурцев прервал этот содержательный диалог. Подошел к поближе. Подтащил переводчика — Джеймса. Вклинился в разговор. Не очень вежливо, но очень поспешно. — Жюль, вы знакомы? — Сэ [27] мсье Жан д'Ибелен, — с подобострастием ответил капитан Алисы Шампанской. И принялся воодушевленно перечислять замысловатые титулы. — Жан Первый Ибеленский, — коротко перевел Джеймс. — Сир Бейрута. Надо же! Ибеленский! Повезло, блин, мужику! Хорошо хоть не с «Е» начинается фамильечко. А сир Бейрута — так это вообще песня! Стоп… — Джеймс, спроси‑ка нашего капитана, не тот ли это Жан, о котором упоминала ее величество королева Кипра? Жюль энергично закивал. Тот! — Коман вузапле‑ву [28] , мсье? — обратился к Бурцеву сир Бейрута г‑н Ибеленский. Джеймс перевел. Бурцев представился. Спросил на всякий случай: — Шпрехен зи дойч? С королевой этот номер прошел и… И здесь тоже! — Я! Я! — отозвался Жан д' Ибелен. По‑немецки он говорил. Однако пошпрехать вволю им так и не дали. — Василий‑Вацлав! Василий‑Вацлав! Хабибулла? Герой дня? Он самый! А за ним — двое всадников. Впереди — степенный бородатый сарацин в летах. Араб гордо восседал на невысоком тонконогом белоснежном аргамаке. Дорогой прочный панцирь поскрипывал кожей, позвякивал металлом. Сабля — в ножнах с каменьями, у седла щит, весь в арабской вязи. На голове — изукрашенный серебром и золотом шлем в форме приплюснутого купола. Из‑под шлема смотрят умные настороженные глаза. |