Онлайн книга «Заключим пари?»
|
— Это так, но я отказалась. Я плохо загораю, — она вытащила солнцезащитные очки из кармана, надела их и улыбнулась. — У меня есть свои шторки, чтобы закрыться от солнца, видишь? Все в порядке. Крошечные очки едва закрывали ее миндалевидные глаза. — Я могу предложить тебе свою шляпу? — Можешь, но я не возьму ее. — Дай мне знать, если передумаешь, — сказал Люк, зная, что Карли не изменит решения. — Солнце не беспокоит меня. Я могу кататься на лыжах целый день и не очень-то загореть. — Ты катаешься на лыжах? — Люк напрягся. Лыжный спорт — его самый любимый и ненавистный одновременно. — В самом деле. Я катаюсь на лыжах, — Карли посмотрела на него поверх очков. — Дай отгадать. Ты катаешься на лыжах и, конечно, чемпион в этом виде спорта. Вероятно, даже обладаешь несколькими кубками за победу в скоростном спуске. — Отчего ты так решила? — В твоей стране есть горы, — она подозрительно посмотрела на него. — Да, конечно, — Люк с тревогой поерзал в седле. — Хочешь, верь, а хочешь, нет, — продолжала Карли, не замечая его смятения. — Я даже умею кататься на лыжах, не причиняя никому вреда. Ты когда-нибудь видел, как катаются на водных лыжах на одной ноге? — Да ладно! — Так я умею это, — она подняла стремя и взмахнула ногой, обутой в ботинок. — С таким размером ноги я могу кататься и без лыж. Люк улыбнулся. — А еще я умею кувыркаться, — сказала она. — Хотел бы я на это посмотреть, — Люк заволновался, представив себе Карли в купальнике, выполняющую гимнастические упражнения. — А ты умеешь кататься на водных лыжах? — С удовольствием научился бы этому. Я силен в катании на горных лыжах. Люк не хотел продолжать разговор об этом, вспомнив брата. Заметив краем глаза толстую ящерицу, греющуюся на солнце, он спросил: — Это что, миниатюрный трехрогий динозавр? — Это рогатая жаба, — Карли хихикнула. — Берегись! Некоторые говорят, что она плюется своей кровью и человек может ослепнуть, если жаба попадет ему в глаз. Люк быстро вытащил свои солнцезащитные очки и водрузил на нос. — Теперь я в безопасности? Карли растянула в улыбке свои полные, невероятно привлекательные губы, отчего внутри у Люка все сжалось. — В полной безопасности, — сказала она, не подозревая о его состоянии. — Когда я была ребенком, родители не разрешали нам с сестрой заводить собаку. Однажды я нашла так называемую рогатую жабу в маминой клумбе и назвала это существо Альбертом Эйнштейном. Жаба была очень умной и притворялась мертвой, когда мама входила в комнату… — она прервалась и покраснела. — Извини, это скучно… — Наоборот, — он сдержал улыбку. — Жаба с именем великого ученого — это потрясающе! На какое-то мгновение Люк представил Карли ребенком — с грязными коленками и огромными, красивыми карими глазами. — В моей семье было много животных. Этакий бродячий зверинец, — промолвил он. — У моего брата когда-то был попугай, который мог прощебетать всю пятую симфонию Бетховена. — Ты шутишь! — Карли звонко рассмеялась. — Нет, это правда, — Люку нравилось слышать ее смех. — Филипп много часов обучал птицу. Карли пристально смотрела на Люка. — Ты скучаешь по нему? — спросила она тихо и мягко. Он посмотрел в сторону и ощутил знакомую боль при воспоминании о брате. — Ужасно, каждую минуту, — он бросил взгляд на пару порхающих стрекоз с переливающимися крыльями. Их прозрачная красота напоминала, насколько хрупка жизнь. — Расскажи мне о нем. Люк снова посмотрел на Карли. Она не сводила с него глаз. — Это нелегко. Моя семья не любит говорить о нем. — Обидно, — мягко сказала она. Карли была права, но Люка приучали держать переживания в себе. Ведь так надлежит вести себя королю! Даже в тот ужасный период, когда пресса делала двусмысленные обвинения и безудержно распространялись слухи, во дворце хранили молчание. Королевская чета скорбела в уединении. Только Анастасия ревела и кричала как сумасшедшая, а Люк завидовал ее способности не обращать внимания на правила поведения. — Когда мы с сестрой были детьми, то творили ужасные вещи. Расскажи мне, над чем вы с Филиппом больше всего веселились. Карли не собиралась отступать, а Люк на этот раз не возражал. Девушка просто добра и бескорыстна. С такой можно разговаривать. — Мне было одиннадцать, Филиппу — двенадцать лет. Один из графов… — прервавшись, он посмотрел в сторону. Карли оставалась невозмутимой, и Люк продолжил: — Один из работников моего отца не любил детей и, конечно, стал объектом наших с братом проделок. — Конечно, — она взялась за луку седла и наклонилась вперед. Ее лицо выражало заинтересованность. — Расскажи мне, что вы сотворили с этим бедным малым? — Он был нашим воспитателем и прививал нам хороший вкус, — Люк улыбнулся. — Уверяю, не очень-то легко убедить двух мальчишек, что посещение оперы и музея так же важно, как и поездки на пони. — Так вы были несносными детьми? — Казалось, что она рада этому. — Филипп был тихоней, примерным сыном, а я… — он пожал плечами. Карли засмеялась, и Люку показалось, что он слышит прекрасную музыку. — Непослушный Люк. Представляю себе! Люка так называли настолько часто, что он потерял этому счет. — Наш воспитатель очень следил за нами, особенно за Филиппом. — Если твой брат был примерным, то отчего он был с ним строже? Как ей объяснить, что обучение наследного принца очень отличается от обычных методов воспитания? — Оттого, что он был наследником. Воспитатель должен был хорошо его обучить и привить хороший вкус. В этом Арти и так преуспел, но хотел сделать из ученика полное совершенство. — Ты превзошел его ожидания, и он сосредоточился на Филиппе? — Не совсем, — покачал головой Люк. Ведь он был вторым сыном, беспокойным, неразумным, упрямым ребенком. Арти не удавалось запугать его, как Филиппа. — Моему брату больше подходили его уроки. Филипп был тихим, прилежным, желающим угодить. Он быстро полнел, и наш воспитатель счел его пухлые щеки неприемлемыми для мальчика его положения. Филипп был посажен на диету. Пресса со всей своей жестокостью однажды назвала Филиппа принцем-толстяком. Арти хранил эту заметку и всегда использовал, когда принц хотел перекусить. — И тебе не очень-то нравилось это. — Откуда ты знаешь? — Догадалась… |