
Онлайн книга «Танец на закате»
И она невольно заслушалась. А потом стала медленно кружить по крыше, прикрыв глаза, положив руки на воображаемые плечи воображаемого партнера. И Энди ужасно захотелось втиснуться под ее руки, положить ладони ей на талию… Но он продолжал петь. И любоваться ею. И вскоре услышал, что она пытается тихонько подпевать ему, только не знает всех слов и поэтому временами переходит на «а-а-а» или «ммм». Наконец песня закончилась. Раскланявшись с воображаемым партнером, она громко захлопала в ладоши. — Браво, маэстро! Браво! А теперь можно что-нибудь веселенькое? А то от ваших песен хочется спать. — Хочешь, сама себе пой что-нибудь веселенькое, — обиделся Энди. — Мне нравятся спокойные песни. В них больше глубины. И назло ей громко запел песню Битлз «Пусть будет так». — Лет ит би, лет ит би, лет ит би… — старательно выпевал он. Она села на стул напротив него. Сначала только слушала его пение и качала в такт головой. А потом вдруг тоже запела, да так, что у Энди зазвенело в ушах. Запела громко, с душой. Сильным, красивым, джазовым голосом. Не сравнить с его пением… К середине песни Энди только насвистывал мелодию, а пела она. И песня лилась, лилась и наконец вся вылилась. — Ты меня сразила, Русалка. Ты что, профессиональная певица? Или это тоже от природы? Она потянулась к бутылке и снова наполнила бокалы. — Я училась пению и музыке семь лет, только в профессионалы выбиваться поленилась. Там столько конкуренции, лицемерия, зависти, злобы… Каждый думает, что он самый крутой, а все остальные — бездари. Не нравится мне этот мир шоу-бизнеса. — Она протянула ему бокал. — За что теперь выпьем, Куку? Он почесал затылок. У него было много всяких пожеланий, но произнести их вслух он не мог. Они все казались слишком эгоистичными. — Давай выпьем за что-то такое, что нас объединяет. За что-то общее, — наконец предложил он, давая ей свободу выбора. — Что ж, тогда выпьем за то, чтобы Пьер не приехал, — быстро сказала она. — Согласен. За то, чтобы Пьер не приехал. Никогда. — Никогда. Они звонко чокнулись. И на этот раз опрокинули свои бокалы с поразительной синхронностью. Как будто не пили, а пели. — И где ты так лихо научилась пить, Русалка? — спросил он. — В детстве. На вечеринках ученых. Папа часто брал меня с собой. — Ты что, начала пить еще в детстве? — Да. — И как к этому относился твой папа? — А он не знал. Просто мы, как все дети, пытались подражать взрослым. Воровали у них со стола бутылку, запирались в ванной и пытались ее распить. Правда, не могли выпить больше двух-трех глотков. Сваливались. И родители не могли понять, почему во время их вечеринок мы засыпали прямо на полу в ванной. — Понятно. Значит, пить ты научилась у ученых мужей. Папа у тебя ученый, как я понял. А мама? — А мама — актриса. Играет в театре. А в молодости снялась в трех фильмах с разными нашими французскими «звездами». Красивой была. И до сих пор красивая. — Значит, ты похожа на нее? — Нет. Она красивее. Я пошла в папу. Вымахала вон какая… — Очень даже славно вымахала… Ну а сама чем занимаешься? Она махнула рукой. — Ой, обо мне неинтересно. Потом как-нибудь. Лучше смотри, там солнце скоро будет садиться. Пойдем любоваться закатом, Куку. — Она вскочила, схватила его за руку и потащила за собой. — Пойдем скорее… Он повиновался. Они подошли к бордюру, забрались на него. Он сел, а она осталась стоять. И вдруг сложила ладони у груди в жесте «намасте», как это делают непальцы и индийцы, приветствуя друг друга, и склонила голову. — Что ты делаешь, Русалка? — спросил он. — Прощаюсь с богом Сурьей. Ты разве не знаешь, что в Индии и Непале Солнцу поклоняются, как божеству? Это древний арийский культ. — Знаю. Но ведь ты не индианка и не непалка. — Ну и что. Я тоже люблю Солнце и считаю, что ему нужно поклоняться. Оно дарит нам жизнь. Она простояла несколько минут молча, склонив голову, а потом вдруг начала плавно водить руками по воздуху и покачиваться из стороны в сторону, словно в танце, и перебирать ногами, передвигаясь по бордюру. У Энди дрогнуло сердце: она что, задумала теперь для Солнца сплясать? А вдруг свалится? Бордюр совсем узкий, с полметра, а то и меньше. — Русалка, я понимаю твои чувства к Солнцу, но будет лучше, если ты станцуешь для него на крыше. Там места больше… Но она как будто не услышала его. Продолжала размахивать руками и теперь уже довольно бодро притопывать. — Русалка, сойди, пожалуйста, на крышу и танцуй себе, сколько влезет, — чуть громче и настойчивее попросил он. Она снова не отреагировала. Энди вскочил на ноги. — Русалка, прошу тебя, сойди на крышу! Но она продолжала свой вдохновенный танец, не соображая, что, прощаясь с Солнцем, может запросто распроститься и со своей еще совсем молодой жизнью. Энди решил спрыгнуть на крышу и силой стащить ее за собой. Но она вдруг повернулась к нему и обвила руками его шею. А потом запрокинула голову и рассмеялась. По русалочьи звонко и беззаботно. Он не знал, почему его руки вдруг легли ей на бедра. И почему он притянул ее к себе и стал вместе с ней плавно покачиваться. Что ж, падать, так вместе, подумал он, мгновенно забыв об опасности. И как можно помнить об опасности, когда на тебя смотрят пронзительно синие глаза русалки, в которых отражаются последние лучи заходящего солнца? Глаза, которые гораздо опаснее всех остальных опасностей мира? И все это можно было бы назвать обычным танцем, если бы Энди не чувствовал, что ему нестерпимо хочется ее поцеловать. Поцеловать в эти дерзкие, улыбающиеся, дразнящие губы, которые опять так близко… Внезапно вокруг все померкло. Она остановилась и глубоко вздохнула. Улыбка сползла с ее губ. — Солнце зашло, — тихо сказала она. — Танец окончен. Энди не мог с этим согласиться. Не хотел соглашаться. Он невольно глянул на горы и увидел, что их верхушки еще горят, но солнца больше нет. Почему ему так не хотелось, чтобы зашло солнце? Может, ему просто не хотелось выпускать из рук свою Русалку? И почему в ее голосе слышалось огорчение? Но пока он раздумывал, она успела выскользнуть из его рук и спрыгнуть на крышу. — Чего ты там стоишь, Куку? Надеешься, что солнце опять выйдет? — рассмеялась она. — Оно выйдет. Только придется немного подождать. Но оно обязательно выйдет, Русалка, — ответил он с горьким оптимизмом. Он спрыгнул с бордюра. |