
Онлайн книга «Столичная штучка»
— Свободное время на кухне — неужели это был весь твой досуг? — изумилась Рейчел, умело скрывая негодование. — Еще няня водила меня в парк, — добавила Дженни. — А домработницы и повар все еще функционируют в твоем нью-йоркском доме? — осведомилась Рейчел. — Я дала им расчет после маминой смерти и… продала дом. — Ты продала дом в Нью-Йорке? — еще более изумилась Рейчел. — Да. Такая жизнь не для меня, — нехотя призналась Дженни. — Так у тебя теперь нет дома? — уточнила экономка, сосредоточенно вглядываясь в молодую женщину. — Ответ на этот вопрос меньше всего зависит от меня. Надеюсь, в самом скором времени эта проблема как-то решится, — дипломатично проговорила Дженнифер Уотсон. — Да-да, я тоже очень на это надеюсь, — задумавшись, пробормотала Рейчел. — Значит ли это, что ты можешь оставаться на ранчо сколь угодно долго? — Если хозяин позволит, — пожала плечами хозяйская дочь. — Дай ему время, — в очередной раз повторила свою магическую фразу мудрая женщина. — У Дженни, как оказалось, золотые руки. Она очень помогла мне с приготовлением ленча, — проговорила Рейчел, подавая на стол. — Очень любезно с ее стороны, — процедил хозяин. — Это меньшее, что я могу сделать, находясь в этом доме, — отчеканила Дженнифер. — Означает ли это, что ты планируешь здесь остаться? — громко спросил Сэм Сандерс. — Да, — коротко и честно ответила она. — Мне бы очень хотелось, если ты не станешь возражать. — С чего бы мне возражать? Оставайся сколько хочешь, — небрежно бросил отец. — То есть… ты… А ты мог бы проехаться со мной верхом по окрестностям после обеда? — смело спросила она отца. — У меня сегодня много дел. Буду занят до самого ужина, — сухо ответил он. — Я мечтала об этой прогулке все годы, что занималась верховой ездой, — призналась Дженни. — Как твоя мать допустила верховую езду? — искренне удивился Сэм. — У нее просто не было выбора, — чуть ли не с гордостью заявила дочь. — Мне всегда казалось, что Лоррейн — кремень. — Я тоже не слабого десятка, — вызывающе отозвалась Дженнифер. — И все же как тебе это удалось? — Я рыдала, упрашивая ее вернуться домой… в Оклахому, — честно ответила гостья. — Понятно. Значит, ты мечтала об этой прогулке верхом много лет? Что ж, ничего не поделаешь, придется составить тебе компанию, — с мнимой неохотой проговорил Сэм. — Спасибо. В продолжение всего обеда Джейсон Уэлборн хранил молчание. Поведение Дженнифер казалось ему вызывающим, поэтому согласие Сэма прокатиться с дочерью ошеломило молодого человека. Он был уверен, что та бесстыдно играет чувствами отца. Убежденный, что, наигравшись, эта городская особа вернется в свой респектабельный нью-йоркский особняк, Джейсон не мог понять, зачем она обнадеживает старика. К концу обеда он не выдержал: — Скажите, мисс Уотсон, у вас есть работа в Нью-Йорке? — У меня есть профессия, — уклончиво ответила она. — Я специалист по информационному обслуживанию. — Что это значит? — заинтересовался Сэм, нахмурившись. — Так, офисная работа с компьютеризированными информационными системами. Кабинетная рутина. Откровенно говоря, я терпеть это не могу. — Интересно, — заметил Джейсон. — И как же вы справляетесь с вашей работой? — Я уволилась после маминой смерти. Трудно было совмещать такую работу с теми обязательствами, которые появились… — еще более туманно пояснила Дженнифер Уотсон. — Ну а теперь я четко понимаю, что к прежней работе вернуться уже не смогу. И Джейсон передумал задавать следующий вопрос, лишь пробормотал, потупившись: — Приношу свои соболезнования в связи с кончиной вашей матери. Дженни кивнула, принимая слова сочувствия. — Как это случилось? — глухо спросил Сэм Сандерс. — Автомобильная авария. Мама всегда гоняла как сумасшедшая… Конечно, мама погибла по собственной вине, но от этого разве легче? Мне ее очень не хватает… — созналась Дженни. — Она больше не вышла замуж? — решил идти до конца отец. — Ты же знаешь… Любвеобильной она никогда не была, — проговорила дочь.. — Это точно, — горестно согласился Сэм, отставив пустую тарелку. — Иди, Дженни, переоденься для верховой прогулки, — материнским тоном велела ей Рейчел. — Отец подождет тебя, — заверила она, собирая со стола посуду. — Я помогу тебе, Рейчел, — вызвался молодой мужчина. — …И мне нечего сидеть без толку, — проговорил хозяин дома, поднимаясь из-за стола. — Я готова! — торжественно произнесла Дженнифер, спустившись. Она была похожа на картинку из журнала. В бриджах кремового цвета и короткой темной курточке наездницы, в сапожках из тонкой кожи с высокими голенищами, в жокейском шлеме…. — Вы куда так вырядились? — откровенно пренебрежительно спросил ее Джейсон Уэлборн. — Я всегда так одеваюсь для выездки… У меня нет джинсовых брюк, к сожалению, — пробормотала Дженни, словно оправдываясь. — Все нормально. Одежда не изменит ее намерений, — проговорил Сэм, храня бесстрастность — как при блистательном появлении прекрасной наездницы, так и при довольно грубой реакции своего молодого друга. Но Джейсона это не удовлетворило. Криво ухмыльнувшись, он покачал головой и покинул общество. — Так ты готова? — поторопил ее Сэм. — Да, но если ты настаиваешь на том, чтобы я переоделась… — конфузливо проговорила Дженни. — Ни на чем я не настаиваю, — отрезал отец. Дженнифер подошла к Рейчел и, поцеловав ее в щеку, проникновенно произнесла: — Спасибо за ленч и вообще… — Спасибо, Рейчел, — присоединился к благодарности хозяин дома. Дженнифер не смотрела на Джейсона Уэлборна, но была уверена, что издевательская усмешка по-прежнему змеится на его лице. Высокомерный провинциал беззастенчиво издевается над ее нью-йоркскими привычками, хотя ни Сэм, ни сама Дженни не видели ничего дурного в ее безупречной жокейской амуниции. Девушка, конечно же, догадывалась, что ковбойское седло — не английское, что сельские кони норовистее тех, с какими ей приходилось иметь дело, а головокружительные просторы Оклахомы — не чета дорожкам Центрального парка Нью-Йорка. Но при этом она не могла понять, чем повредит ее аристократическая униформа зелени местных лугов и вольной рыси лошади. Молодая женщина считала нужным именно теперь продемонстрировать этим мужланам, что и в седле она органична, и сельским бытом ее не напугаешь, что она не пасует ни перед зверем, ни перед человеком, пусть даже с хмурым взглядом и ядовитой ухмылкой. |