
Онлайн книга «Финт покойной тети»
Я сняла колготки, легла на кушетку и морщилась от цепких толстых пальцев хирурга. Иногда было больно, и я вскрикивала, не стесняясь. Мама при этом нервно прижимала руки к груди, а Эдуард Арсенович переглядывался с седеньким врачом, и они отмечали болезненное место на схеме колена. Пока я надевала колготки, врачи шушукались и поглядывали на меня и маму. Эдуард Арсенович поманил нас к себе, и мы сели у его стола. — Инвалидную коляску надо купить. У мамы заблестели от слез глаза. — Как же? Неужели так плохо? — Наоборот. Сделаем разрезы, введем нужные препараты, установим растяжки и мини-капельницы. Все это сооружение должно находиться на ноге два месяца. Раньше это делали только стационарно, теперь на второй месяц можно амбулаторно. Мама закивала, соглашаясь с каждым словом, но уточнила: — Сколько? — Может, полтора месяца, но лучше настроиться на два. — Нет, стоит сколько? — А вот тут надо подумать. Официальные ставки у нас не очень высоки… Я больше не прислушивалась к разговору. Что касается материальных и бюрократических вопросов, здесь моя мама ас. За окном клиники дрожали от дождя на подвижных ветках желтые кленовые листья с зелеными прожилками. Настроение у меня было радужное. Мама в разговоре с врачами нажимала на цифру «восемь», имея в виду, что обязательно появятся дополнительные издержки, например, реабилитационный период затянется. Эдуард Арсенович упрямо говорил о десяти, как бы ее не слыша. Седенький врач уточнил, что коляску после удачного завершения операций с коленом надо презентовать кому-либо из малоимущих больных. На коляску мама согласилась сразу, а с цифрами было сложнее, они даже минут десять меня не замечали, пока мне все это не надоело. Дома остался Леша, и я мечтала застать его сонным, залезть под одеяло к теплому стройному телу, обцеловать любимое лицо. Я наклонилась к маме: — Перестань торговаться. Деньги есть, хочу отдохнуть и поесть. Мама, не меняя выражения лица, тут же услышала цифру «десять», согласилась и продолжала разговор дальше. Две тысячи аванса я выложила на стол сразу, чем необыкновенно подняла настроение врачей. Выйдя в коридор, я прохромала до пустого стола медсестры и набрала домашний номер. Времени было двенадцать дня. Леша сонным голосом поинтересовался, куда это его женщина сбежала с утра пораньше. Я радостно заорала в трубку о своей коленке — Эдуард Арсенович брался за операцию. Есть надежда стать нормальным человеком. Алексей слушал мой монолог, позевывая. — Молодец. Давай садись в машину и приезжай побыстрее, мне без тебя грустно. Я заплакала в трубку от счастья. Мама, подошедшая сзади, смотрела на меня с ужасом. — Доча… — Она отметила непривычное для нее мое настроение. — Ты с кем разговариваешь? — Мама… — У меня начиналась небольшая истерика. — Я влюбилась. Я никогда и никого так не любила. Она отвела меня от столика медсестры, уткнувшейся в список больных, и поджала тщательно накрашенные губы. — Он у тебя дома? — Да. — Ничего не сопрет? — Да пускай берет все! Все, что ему нужно! Ой, я забыла спросить, погулял ли он с собаками. — Понятно. Я еду с тобой. Мама села за руль «Типо» — у меня ныло колено. Мне очень хотелось позвонить и предупредить Алексея о нашем визите, но она настояла на экспромте. — Пусть будет все как есть. Не суетись, Настенька. И я решила не суетиться, своей маме я верю. Больше всего было страшно за Алексея — а вдруг он испугается и больше не придет?.. Но он же не дурак, должен въехать в ситуацию… Мама выезжала из больничного двора и была обеспокоена досаждающими ей со всех сторон транспортными средствами. — Ой, мам, ты поосторожнее. Надо же доехать без проблем, Леша меня ждет. Кстати, черт с нею, с той квартирой, которую предлагает Гриша, что бы он ни предлагал. Ни от чего мы в жизни не застрахованы… и меня устраивает Катино наследство… Мама даже остановилась. Я прикрыла рот рукой. До меня только что дошло, что я впервые в жизни приняла какое-то самостоятельное серьезное решение. За два квартала до дома мать начала поглядывать в зеркало заднего вида, поправлять челку и причмокивать губами, «оживляя» помаду. Выглядело это смешно, но мне хотелось сделать то же самое. Ладно, бог не выдаст, свинья не съест. В квартире пахло едой и мужским дезодорантом. Мать застыла в дверях, уставившись на Зорьку, Зорька так же внимательно разглядывала новую женщину, решая, может ли она быть бифштексом или любым другим видом еды. Вздохнув, отвернулась — бифштексы не пахнут так сильно духами. Из кухни вышел Алексей, голый по пояс, в джинсах и в полосатом передничке. При виде нас он поднял брови. — Анастасия, я яичницу сварганил. Здрасьте. Мама открыла рот, рассматривая длинноволосого красавца. — Леша, познакомься, это моя мама. Она очень захотела тебя увидеть. Алексей встал перед мамой, оттолкнув Зорьку. — Очень приятно. Алексей Захарович. — Нина Валерьевна. — Что вы встали в дверях? Проходите. Зорька, место. Завтрак прошел «в теплой и дружественной обстановке». Мама ковырялась в тарелке и делала вид, что больше всего интересуется телевизором. Леша надел домашнюю черную, растянутую во все стороны футболку и резал яичницу ножом, без чего запросто до этого обходился. А я решила расслабиться и не нервничать. Мама очень любит меня, а я очень люблю Алексея. И пока эти два человека рядом, мне не может быть плохо. Мама доковыряла глазунью до победного конца и распрощалась. В коридоре, переобуваясь в полусапожки, она напряженно молчала. Уже взявшись за дверь, погладила меня по голове: — Он слишком красив. — Папа тоже красивый, ты же не испугалась. — Он слишком, понимаешь, слишком эффектен. У него хоть деньги есть или на твой счет живет? — Поровну. А еще у него квартира тремя этажами выше. Сам купил. — Да?.. Ну, может быть… — Мама сочувственно поцеловала меня в подбородок… И замерла. — Квартира у него в твоем подъезде? — Да, на четвертом этаже. — Та-ак. А мне, между прочим, Григорий названивает, спрашивает, когда ты на обмен решишься. — Ой, мам, я так закрутилась. Операция… — Не ври. Ты из-за него решила не переезжать. — Ну мам… — Настя, мы же договорились — квартира нечистая, надо отсюда линять. Ты же согласилась? — Ну мам… Она вздохнула, еще раз поцеловала меня, теперь в щеку, для чего мне пришлось нагнуться, и, крикнув Алексею: «Пока!», быстро ушла. Уверена, что она тут же побежала звонить отцу на работу. |