Книга Финт покойной тети, страница 61 – Юлия Павлова

— Леша сказал, что к тебе он не вернется в любом случае.

— Ой, как ты серьезно его слова воспринимаешь. Да он же хозяин своего слова — сам дал, сам взял. Он тебе еще и не такого наплетет. Короче, как объявится, скажи, что жду звонка, иначе на неприятности нарвется.

Я пожала плечами. Две минуты разговариваю с человеком, и уже надоела она мне до чертиков. Вот дура. Ну какие еще могут случиться неприятности, если человек под угрозой смерти существует?

— Лариса, у него есть ваш телефон. Захочет — позвонит. И не впутывайте вы меня опять в эту историю. Я переезжаю, решила новую жизнь начать. Без Алексея.

— Это правильно, такой мужик не для тебя.

Лариса развернулась и ушла, помахивая собачьим поводком. Фиг она из-за Алексея подходила. Ее целью было настроение мне испортить. И она это сделала.

Вечером приехали усталые Мила с Костей, сели за кухонный стол. Им негде было встречаться, кроме как у меня, но и передо мной они чувствовали себя не совсем удобно. Костя положил между тарелками тяжело звякнувшую связку ключей от квартиры Алексея.

— Сняли «прослушку». Я походил с аппаратом, вроде бы не «пищит», но ты, если деньги есть, купи специальный аппарат, помощнее.

Я подвинула связку обратно к Косте.

— Спасибо. А этим пользуйтесь. Неизвестно, когда Леша объявится, но не в ближайшие месяцы точно.

Мила после этого летала по кухне, стряпая ужин, и периодически бросалась мне на шею целоваться. Она уже решила, что переедет наверх с сыном, и расспрашивала, где тут у нас ближайший детский садик.

— Чего не знаю, того не знаю. Костя, что ты целую неделю как в воду опущенный?

— С вами, девочки, хорошо, а в стране творится что-то невероятное. Вчера опять ездили на зарезанного. Сорокалетний алкоголик всадил нож под ребра соседу. Обиделся на инженера, который не дал в долг двадцать рублей. Не поленился, гад, с восьми утра у машины караулил, дожидался. Теперь за секундное удовольствие лет восемь будет в зоне париться, а у убитого дочка осталась пяти лет.

— Ужас. — Мила смотрела на лейтенанта сочувственно. — Но давай, Костик, договоримся: если настроение хорошее — разговаривай со мной, а если плохое — сиди и смотри телевизор молча. Тогда у нас будет идеальная пара. Ладушки?

Мила играла ключами от квартиры, сегодня сбить ей настроение было бы слишком сложно.

— Ладушки. — Костя чмокнул ее в щеку.

В заводоуправлении на меня пришли смотреть два отдела. При виде шубы секретарша директора, пившая кофе, потеряла аппетит. Резная палка, с которой я приехала, добавляла шарм к образу. Пришлось выпить три чашки чая в разных компаниях для удовлетворения любопытства. Лена трогала меня за пиджак трикотажного костюма и зудела:

— Ты похудела-то как. Здорово. Я тоже собираюсь. Ты оделась-то как. Здорово. Я тоже хочу. Ты о работе-то расскажи, когда устроишься, мне тоже надо.

Выдержать ее напор мне помогала только мысль о скором расчете.

Жена слесаря, Ульяна Дмитриевна, смотрела на мои руки, пока я писала заявление об уходе, не отрываясь. Ей не верилось в свою удачу. Сначала она сидела в приемной директора, ожидая с утра, и смотрела в окно, поджав сухие губы и всех подозрительно оглядывая. После подписи бумаги у замдиректора она зашевелилась, накатала встречное заявление, получила на него одобрение и с ходу предложила сбегать за шампанским. Неподдельное счастье было написано на ее лице. Слесарь Стас появился в обед, поздравил жену с повышением пожатием руки.

Дело не в том, что кесарю кесарево, а слесарю слесарево. Эта женщина будет на своем месте и принесет больше пользы, чем я, запустившая, если честно, на комбинате фронт помывочных и ремонтных работ.

Проводы меня с комбината могли затянуться на весь день, но эстафету переняла Ульяна Дмитриевна, встречно начав отмечать свое назначение. Я, под предлогом того, что за рулем, отказалась от водки и «аллюром три креста» сбежала из заводоуправления, пока вся дирекция не пошла смотреть, на чем ездит молодая женщина, еще летом стрелявшая до зарплаты двадцатку и рыдавшая, если недодавали премию в пятьдесят рублей.

Пристроив палку на заднее сиденье, я неуклюже села за руль и подняла голову к окнам офиса. Десяток голов любопытствующе скучились за большим стеклом. С удовольствием помахав им на прощание, я лихо запрыгнула в машину и газанула, надеясь больше никогда не увидеть ЖБК изнутри.

До назначенного Алексеем срока оставались два долгих часа. Не спеша доехав до дома, я вытащила Стерву из теплой квартиры и побрела по бульвару, прижимая к ноге старую хозяйственную сумку, набитую под завязку пачками долларов.

Через несколько минут рядом тормознула синяя «восьмерка». Дверца передо мной открылась, и Стерва привычно полезла на заднее сиденье, но я одернула ее, взяв на руки. Дотянувшись, я выставила в машину сумку с деньгами.

— Здесь триста. Прощай.

Алексей перегнулся через сиденье и схватил мою руку.

— Ты куда?

— Домой. Мавр сделал свое дело, мавр может уйти.

— Не дури, сядь.

Я села, прижав к себе собаку. Брови его изогнулись возмущенными змеями, лицо стало гневным.

— Что случилось?

— Мне надоела твоя ложь. Ты уедешь, я отмучаюсь неделю или месяц, но вылечусь от влюбленности. А сидеть дурочкой, ожидая тебя, надоело. Вернее, сил больше нет.

— Настя, через неделю у меня самолет. Рейс на Сингапур. Хочешь — полетели вместе, хотя это рискованно, лучше на «левом» автобусе через бывшие соцстраны…

— У меня документы на оформлении загранпаспорта.

Алексей огляделся, высматривая слежку, закурил.

— Кстати, Насть, твой лечащий врач говорил об экскурсии в Париж. Это когда будет?

— Дней через десять, точно пока неизвестно. Но не уверена, что поеду. Не очень хочется обезьянку изображать.

— Поедешь. Каждый четверг со следующей недели я буду приезжать в Париж к Эйфелевой башне. Вот.

Алексей дал мне стопку открыток с видами Парижа. На нескольких из них была ажурная башня. Алексей показал на кафешку под открытым небом.

— Запомни. С двух до трех дня. Каждый четверг.

— Я тебе не верю.

— Чему не веришь, Настька?

Взгляд Леши, ироничный и ласковый, обволакивал, и не хотелось ни думать, ни скоропалительно что-то решать. Сидеть рядом с ним, ехать, куда он скажет, и быть счастливой. Больше ничего не надо.

Стерве надоела поза запеленутого младенца, и она вырвалась из рук.

— Ты даже о собаке врал. Взял Зорьку у Ларисы.

— Я не собираюсь оправдываться. Или ты мне веришь сразу, или бесполезно объяснять. Ты мне нравишься. Нравишься больше всех остальных людей на этой планетке.

— Не верю. Ты это сделал из-за денег. Ты бросил Ларису, которая тебя любит, обманывал столько времени.