Книга Проект "Мегаполис", страница 43 – Александр Трапезников

— Вам в постель или на голову? — спросил он.

В молельном доме «Братства отца Назария» на Новой Басманной готовились к приему высоких гостей. Обитель должны были посетить представители Международного экуменического центра, а попросту мирового сообщества всяческих религий и вероисповеданий, за исключением Православной Церкви. Центр этот преследовал вполне ясную и конкретную цель, связанную с насаждением в России любых видов и форм массового дурмана и отсечением христианского вероучения, на котором зиждилась тысячелетняя история государства. Экуменисты охотно поддерживали и мусульман, и иудаистов, и буддистов, и всевозможные мелкие секты, лишь бы в них в нужном направлении препарировалась идея православия, вызывающая безотчетный страх и ненависть главы Ватикана. Но с этим центром уже вступили в сношения и некоторые радикально настроенные священнослужители из патриархии.

Но Света о том конечно же не ведала да и вряд ли смогла бы разобраться в тонких и хитроумных играх, которые велись в тиши кабинетов, за толстыми стенами, недоступными для проникновения любопытных ушей и глаз. Она видела и слышала только то, что ее окружало, — некую субстанцию, излучающую душевный покой, утешительно воздействующую на ее сознание. Это походило на лекарственное излечение от долгой болезни, определенной отцом Назарием как томление погруженного в сон сердца, и именно он призван был пробудить его, вывести к свету. Она вверилась своему наставнику, подчинилась его проникновенным речам, почти полюбила его, как брата.

Прошлое постепенно стиралось из памяти. Порою Света даже не могла припомнить лица родителей, морща лоб и намеренно отгоняя от себя их образы. Как смешны были ее прежние поступки, вся нелепая жизнь! Учеба, балет, книги… И как хорошо, что еще ни один мужчина не соблазнил ее! Такой она и останется, решила Света, пребывая в блаженном полете, — вечной невестой Бога. Она посвятит себя служению братству, будет идти вслед за отцом Назарием и нести его пророчества людям. Но если бы ее спросили, в чем все-таки смысл его учения, она затруднилась бы с ответом, поскольку и сама толком не понимала. В этом эклектическом котле варилось столько разнообразных компонентов, что и более сведущий человек вряд ли смог бы определить все составляющие варева, приготовляемого отцом Назарием.

В комнатку к Свете заглянула одна из служительниц — ближайшая сподвижница «пророка».

— Возрадуйся, сестра! — торжественно провозгласила она. — Ты отмечена судьбою, и на тебя пал выбор. Тебе оказана большая честь — принять сегодня вечером наших гостей. Немногие избранные приглашены на ужин. А на тебя указал перстом сам отец Назарий. Вот счастье-то!

Похоже, служительница искренне завидовала Свете.

— А что я должна делать, как вести себя? — волнуясь, спросила девушка.

— Тебя приготовят, — ответила та, источая глупые улыбки.

Полина упросила своего мужа еще раз открыть сейф и показать древнюю реликвию. За последние дни он проделывал это неоднократно, потакая ее прихотям, как бы облегчая страдания дозой наркотика. Но Полина и сама чувствовала себя словно больная. Один вид хранившегося в бронированном сейфе предмета приводил ее в тайный, сладко растекающийся по телу восторг, опьяняющий сознание. Теперь она понимала, что ощущает скупец, который глядит в тиши подземелья на раскрытый сундук с золотом: его сияние завораживает. Полюбовавшись сокровищем, он снова запирает сундук, но его мысли и душа остаются с ним, и нет силы избавиться от томящего желания любоваться золотом.

Олег Кожухов вынул из сейфа обитую бархатом коробку, раскрыл ее и водрузил на стол конусообразную соболью шапку — чеканный венец одного из московских князей, покрытый серебристой парчовой тканью, украшенный алмазами и драгоценными камнями, окруженный по тулье невиданным по красоте жемчугом и ажурными золотыми запонами. Камней было такое множество, что блеск их переходил в сплошное сияние, а завершал венец осыпанный изумрудами и рубинами крест.

— Какое чудо! — произнесла Полина затаив дыхание.

— Ну и стоит соответственно, — несколько равнодушно отозвался Олег. Его мало волновала художественная ценность предмета. Шапка и шапка, только с бриллиантами.

— Ты ничего не понимаешь, — промурлыкала Полина, водружая венец на свою темную головку; он сполз ей на лоб и чуть накренился набок. — Похожа я на русскую царицу?

— Не очень. Менталитет не тот.

— Ну хотя бы на Марину Мнишек?

— Вот на нее — да. А ты знаешь, как она кончила? Печально. Так что снимай папаху.

— Как подумаешь, что эта драгоценность принадлежит нам, дрожь по телу идет, — сказала Полина, неохотно расставаясь с реликвией.

— Пока еще не нам, — уточнил Олег. — Я только один из совладельцев.

— Ничего, милый, — обняла его Полина, не спуская глаз с сияющего венца. — До воскресенья осталось всего лишь два дня. А там…

И она зажмурилась, не в силах больше выносить этот блеск, который и притягивал ее, и жег душу, словно живой огонь.

В кабинете главного врача спецбольницы кроме него самого находились также Кротов, Щукин и еще один человек — специалист по нейролингвистическому программированию и психотропному воздействию на подсознание. В Организации он был известен как мастер высочайшего класса, и звали его просто — Психоаналитик. Просматривая результаты генетических обследований, он обратился к главному врачу. Легкий акцент выдавал в нем иностранца.

— Вы применяли метод фенотипического компонентного разложения?

— Нет, но и так достаточно ясно, что все восемь человек психологически неустойчивы, восприимчивы к работе с аппаратурой на любом уровне. — Главный врач был еще молод, и ему постоянно казалось, что не все воспринимают его всерьез. — Что касается физического здоровья…

— Погодите, — оборвал его Щукин, а Психоаналитик отчего-то поморщился. — Смогут ли они освоить насыщенную и сложную программу за короткое время? Скажем, за неделю?

— Думаю, да, — ответил главный врач и посмотрел на Психоаналитика.

— Несомненно, — отозвался тот и взглянул на Кротова.

А Кротов молчал. Ему было скучно слушать медицинские термины, в которых он все равно ничего не понимал. Не понимал их и Щукин, координатор проекта «Мегаполис», делавший вид, что для него нет тайн даже в сложнейших вопросах психиатрии. Но общие, совокупные знания всех четверых, сидящих в небольшом кабинете, обрывались перед какой-то невидимой чертой, за которую им не было доступа, поскольку итоговая цель «Мегаполиса» была неизвестна и им.

— Физическое здоровье пациентов… — начал главный врач, но Щукин и теперь перебил его.

— Подготовительные обследования психики можно считать законченными? — спросил он.

— А что еще выжимать? — обиделся главный врач. — Анализы перед вами.

— Что вы хотели сказать насчет здоровья? — подал голос Кротов, внимательно глядя на него.

Тот ответил ему благодарным взглядом.