
Онлайн книга «Смерть по сценарию»
— Не буду. Но почему он Леопольд? — Псевдоним такой. — Шикарный псевдоним, в лучших традициях... — Да уж... — С какой стати Штокман должен был знать, что Пульс — это Леопольд Богоявленский? Он что, его близкий друг? — Не друг. Просто у Пульса язык — помело. Он мне признался, что сам проболтался Штокману по пьянке о своем хобби и даже один рассказ показал. Только Штокман не стал его читать. Оникс взял у меня обертку от эскимо и вместе со своей выкинул в урну. Проходящая мимо ворона тут же подпрыгнула, села на край урны, достала наши обертки и улетела, страшно довольная. — Из всего этого ясно, что гражданин Штокман — личность неустойчивая, — продолжал Сахаров, — может и гантелью по голове треснуть. Сгоряча. — В состоянии аффекта, — поправила я. — Умная больно, — снова нахмурился Сахаров. Я хотела было ответить ему достойно, но передумала. Сейчас не время ссориться. Вот закончим это расследование, и я ему закачу такой скандал... Надо только повод найти. В конце концов, Сахаров — не Сладков, не Пульс и не Вадя. Он мне нравится. Или я это уже говорила? — Ты тоже умный, — дипломатично сказала я. — Как насчет Сандалова? Ты считаешь его способным на убийство? — Не знаю. В тихом омуте черти водятся... Знаешь, какой он был когда-то? — Пока не спился? — Ну да. Шумный вроде Менро, веселый. — Не представляю. — Я тоже не представляю. — Но какой у него мог быть мотив? С чего бы он стал убивать Мишу? — Есть многое на свете, друг Горацио... — Какой ты умный! — ядовито заметила я, радуясь, что нашла момент для маленькой мести. Но и Сахаров не растерялся. Точно так же, как я минуту назад, он ответил снисходительно: — Ты тоже умная. Обменявшись любезностями, мы вернулись к беседе по существу. — Коль, а Михалева ты не исключаешь? — С чего бы это? — удивился Оникс. — Он один из самых подозрительных. После того как ушел тогда от Миши, три часа где-то болтался, а нам сказал, что сразу пошел домой. — С чего ты взял, что он где-то болтался? — Нянька его ребенка доложила. Ждала его допоздна, потом спать легла. — Почему ж не сделали им очную ставку? — Придет время — сделаем. Если возникнет такая необходимость... — А Пульс... — Давай не будем больше о Пульсе, — содрогнулся Сахаров. — Он мне уже приснился вчера. — Подумаешь, невидаль... Мне Невзорова снилась, и то ничего... Ладно. Тогда поговорим о Линнике. — И Линника оставь в покое. Лучше вот что мне скажи: откуда у Жемалдиновой деньги? — Как откуда? Она, чай, не бездельница, работала наборщицей в издательстве... — Это я и без тебя знаю. И я не зарплату имею в виду. — А что? — Другие деньги... Бывали такие дни, когда она чипсы вагонами ела, пепси-колой запивала... В дорогих барах часами просиживала, официантам на чай такие бабки давала, что на них можно было машину купить... — Ну, это ты преувеличиваешь, Коля. — Разве что слегка. — А может... она была из этих? — Из каких? — Ну, которые на панели... Сахаров с секунду молчал, а потом расхохотался так, что даже слезы на глазах выступили. Меня это очень обидело. Я сложила руки на груди и Стала терпеливо ждать, когда он угомонится. Вид у меня при этом был гордый и неприступный. Пока он ржал, вызывая неодобрительные взоры прохожих, я вдруг подумала, что если Линник окажется убийцей, то он вполне может пристукнуть и меня, когда я буду сидеть за его компьютером и смотреть дискеты, взятые в столе у Вероники. Чтобы обезопасить себя, я решила прямо с порога довести до его сведения, что оперативник Сахаров знает, к кому я пошла и зачем, поэтому убивать меня просто глупо. Лишняя жертва — лишний срок. — Нет, она не из этих, — наконец сказал Сахаров. — Фантазия у тебя, девушка, богатая... — Я посмотрю, что ты запоешь, когда я сорву с преступника маску, — парировала я. — Вот тогда и потолкуем о моей фантазии. Сколько угодно. А пока вернемся к делу. — Вернемся, — согласился он. — Значит, о левых доходах Жемалдиновой тебе ничего не известно? — Нет. А тебе кто об этом сказал? — Догадайся с трех раз. — Пульс? Вместо ответа Сахаров горько усмехнулся. Пульс сидел у него в печенках, это ясно. Ну а у кого он там не сидел? Солнце нагревало асфальт, становилось совсем тепло. Я расстегнула куртку, мельком с удовлетворением вспомнив, что во внутреннем кармане у меня лежит конверт с дискетами и если б оперативник об этом знал, не был бы сейчас так любезен со мной. — Прогуляемся? — предложил Сахаров, по моему примеру расстегивая куртку. — Давай. Мы встали и медленно, но как-то целенаправленно пошли по улице, свернули в переулок, через квадратную арку вышли на параллельную переулку улицу и остановились у подъезда с черной железной дверью. Возле двери на стене висела табличка, на которой металлическими белыми буквами было написано: «Корма», и пониже, помельче — «Издательство». Я с недоумением посмотрела на Оникса. Зачем он приволок меня в «Корму»? Может, думает, что наш убийца работает там? Оперативник не ответил на мой взгляд. Он, казалось, вообще обо мне забыл. С задумчивым видом он надавил кнопку звонка. Откуда-то сбоку послышалось раздраженное шипение динамика, потом искаженный голос, непонятно, мужской или женский, спросил: «К кому?» — К главному, — негромко, без скидки на бракованную технику, сказал Сахаров. Дверь щелкнула, словно выстрелила в нас с глушителем, и приоткрылась на палец. Мы вошли. Внутри было тихо, никто не стоял у входа и не встречал нас с поклонами. Мысль о поклонах навевал холл, какой-то японский, хоть я никогда не бывала в японских холлах. Проем в стене, завешенный вертикальными деревянными жалюзи, разукрашенными нелепыми драконами; белые дурацкие цветы из бумаги вокруг лампочки; неправдоподобная чистота. Здесь было очень неуютно, и по-японски, и по-русски. Но и без поклонов нас тоже никто не встречал. Сахаров, ничуть этим не смущенный, сразу же прошел вперед, резко свернул направо, в узкий короткий коридорчик, и постучал в белую дверь с золотой ручкой. Я, естественно, не отставала от него ни на шаг. Пока мы шли до этой двери, я вспомнила, что «Корма» — то самое издательство, которое печатало все произведения Кукушкинса. Лишь тогда мне сразу стало все тут понятно и даже комфортно. |