Книга Роковой дом, страница 25 – Мари Аделаид Беллок Лаундз

— Не знаю, о чем ты, — раздраженно буркнул муж.

— Ну как же! Я говорю о нашем приятеле, который столовался в небольшом отеле Кодамине, близ Монте-Карло. Однажды он выиграл много денег и отдал их до завтра на хранение хозяину отеля. На следующий день тот заявил ему, что официант-иностранец вскрыл сейф и исчез с деньгами. И ничего нельзя было сделать — только развести руками! Не исключаю, что Мальфе — неплохой человек, но на вашем месте деньги я бы ему не доверила. — Мадам Вахнер повернулась к Анне.

— Я и не собираюсь, — ответила мадам Вольски. — Мне бы даже в голову не пришло доверить большую сумму человеку, о котором я ничего не знаю. Правильно вы говорите, лучше хранить деньги при себе. Я всегда так поступаю. Если они потеряются или их украдут, то некого будет винить, кроме себя.

— Держать банк очень интересно, — помолчав, добавила она. — Думаю, в следующий раз я еще раз рискну.

Вскоре они добрались до «Пансиона Мальфе» и, когда Анна и Сильвия вышли, мадам Вахнер крикнула им вслед:

— Не хотите ли завтра поужинать у нас?

Сильвия помотала головой,

— Я собираюсь в Париж, вернусь очень поздно. — Но все равно, большое спасибо.

— Тогда приходите вы, — мадам Вахнер обратилась к Анне. — Мы тоже хотим отдохнуть от Казино.

— Отлично! Спасибо за приглашение.

— Приезжайте пораньше, хотя бы к шести, и мы перед ужином всласть поболтаем.

— Прекрасно, приду!

Договорившись с кучером, который должен был на обратном пути заехать за Сильвией, подруги отправились в комнату Анны Вольски.

Сильвия села у открытого окна.

— Не нужно зажигать свечу, — попросила она. — В темноте так хорошо: спокойно и прохладно. На свет слетятся насекомые. Комары — единственное, что мне в Лаквилле не нравится!

Анна Вольски подошла в темноте и села рядом.

— Сильвия, — сказала она, — дорогая моя Сильвия. Иногда я раскаиваюсь, что привезла тебя в Лаквилль. — Она говорила задумчиво и очень серьезно.

— Ерунда, тебе не в чем раскаиваться.

Сильвия взяла подругу за руку. В глубине души она понимала, о чем та говорит, но предпочла сделать вид, что не понимает.

— Не бойся, что я приохочусь к игре, мне это не грозит, — продолжала она, слегка волнуясь. — Сегодня я занималась подсчетами и оказалось, что за все время я потеряла всего-навсего семьдесят франков! Два дня назад я выиграла сто десять франков. Ничего страшного не происходит, ты же видишь. А подумай, сколько удовольствия я получила!

— Я не игру имею в виду, — выразительно произнесла Анна Вольски.

Сильвия дернулась и отняла у Анны свою руку, которую та дружески сжимала в ладонях.

— Боюсь, ты чересчур привязалась к графу де Вирье, — продолжила Анна негромко, но очень твердо. — Ты должна простить меня, я ведь старше тебя, Сильвия. Ты подумала, к каким последствиям может привести ваша дружба? Признаюсь, вначале я подозревала этого человека в самых дурных намерениях, но теперь думаю, что он в тебя влюблен — страстно влюблен. Ты замечала, что в Клубе он не сводит с тебя глаз? Иной раз даже забывает забрать свой выигрыш…

Сердце Сильвии бешено забилось. «Что, если Анна права?» — подумала она. Ей захотелось расцеловать подругу, но вместо этого она запротестовала:

— Поверь, Анна, он ни разу не сказал мне ни единого слова любви. Он никогда не флиртовал со мной. Клянусь, я говорю правду. Ты вбила себе в голову какую-то ерунду…

— Все это еще больше убеждает меня, что я права. Флирт — искусство английское, а не французское. Если француз любит — а его любое сродни преклонению — он никогда не прибеги к тому, что англичане именуют флиртом, то есть имитации любви! Мне было бы куда спокойнее, если бы граф тебя оскорбил…

— Анна!

— Да, да! Я говорю совершенно серьезно. Боюсь, он тебя любит.

У Сильвии вырвался долгий счастливый вздох. Анна продолжала:

— Конечно, я не испытываю к нему ни доверия, ни симпатии. С чего бы? Но, с другой стороны, я не захожу так далеко, как Вахнеры; они знают о нем что-то сильно его компрометирующее — это ясно.

— Я этому не верю! — вскричала Сильвия. — Они судят предвзято! Он их не любит, считает их вульгарными, а, кроме того, подозревает, что мсье Вахнер немец — а этого для него достаточно.

— В конце концов, не имеет никакого значения, что Вахнеры думают о графе де Вирье и что он думает о них, — проговорила Анна. — Важно, что ты о нем думаешь и что он думает о тебе.

Сильвия радовалась, что темнота скрывает ее густой румянец.

— Ты не представляешь себе, — серьезно продолжала полька, — во что превратится твоя жизнь, если ты свяжешь свою судьбу с человеком, которому интересна одна лишь игра. Я не говорю, будто азартный игрок не способен быть добрым мужем. Месье Вахнер, — она улыбнулась краем рта, — тому пример. Несомненно, он привязан к своей жене, и а к нему. Но понравится ли тебе, если твой супруг больше, чем тебя, будет любить свой порок?

Сильвия молчала.

— Но о чем это я? — вдруг встрепенулась Анна Вольски. — Какая нелепая мысль — чтобы ты пожелала стать женой графа де Вирье! Нет, нет, дорогая моя малышка, ни одной разумной женщине не придет в голову, что за этого человека, при всем его обаянии, можно выйти замуж. Он полностью разорен, думаю, у него нет ни пенни за душой. Ему не на что было бы даже купить тебе обручальное кольцо. Об этом, как и обо всем прочем, тебе пришлось бы позаботиться самой! Это было бы безумием — полным безумием!

— Не думаю, — тихо проговорила Сильвия, — что такой брак для меня, хотя бы в малейшей степени, возможен. Ты забыла, что мы с графом де Вирье не так давно знакомы и что он ни разу не говорил со мной о любви. Он думает только об игре — сама знаешь.

— Ты, конечно, не могла не заметить, что в последние дни он гораздо меньше, чем прежде, посвящает времени игре. А как он его тратит — нам с тобой известно лучше всех. Освободившиеся часы он проводит с тобой.

— Но это же неплохо? — взволнованно спросила Сильвия. — Пусть уж лучше болтает со мной о всяких пустяках, чем безвылазно сидит в Казино? Еще раз клянусь тебе, Анна: он никогда за мной не ухаживал…

— Для него, конечно, лучше, что он стал меньше играть, но для тебя? — нетерпеливо проговорила Анна. — Вот какой вопрос я себе задаю. В последнее время ты неважно выглядишь, иногда вид у тебя совсем понурый. Только не путайся: ты, как была хорошенькой, так и осталась!

По лицу Сильвии побежали слезы. Она чувствовала, что надо бы рассердиться на подругу за ее откровенную речь, но не находила в себе сил. Анна говорила так заботливо, так мягко.

— Не уехать ли нам из Лаквилля? — внезапно спросила Анна Вольски. — Есть сотня других мест. Уедем! Ты ведь понимаешь не хуже меня: граф де Вирье никогда не сделает тебя счастливой.