Онлайн книга «Твой билет в любовь»
|
Вера замолчала и, пожевывая губами, закатила глаза, подчеркивая трагизм момента. Ветер гнал по небу рваные лоскуты облаков. «Холодно», — подумала Кира. — Суд был, — вздохнув, закончила Вера. — Пять лет ему дали… Что-то в этих словах не состыковывалось, не давало принять их на веру. Ах да! «Пять лет»! Но ведь соседка сказала, что Кирин отец освободился совсем недавно! — Дали ему пять лет, да только через пять лет он в Москву не вернулся. Прямо на вокзале, как из зоны вышел, грабанул кого-то — и загребли его сразу, со свеженькой справкой об освобождении. Пожалте, говорят, обратно, токо на этот раз сразу восемь вкатили, потому как он уже считается рецидивист. А я так думаю, что Павел это нарочно сделал, чтобы к Соне не возвращаться. Стыд-то глаза жжет. Ничего он не боялся, лихой парень, а Соню боялся. Потому что любил ее сильно. Единственная она у него была. Они снова помолчали, а Кира ни с того ни с сего подумала вдруг, что сама она так ни для кого и не стала единственной — пусть даже и для карманного вора. — Ну во-от, — внезапно погрустневшая соседка говорила теперь как-то тускло, без всякого удовольствия. — Потом, как восемь отсидел, слухи доходили — на третий круг Павел пошел, все по тому же делу… Потом и на четвертый. Так и набралась ему четверная. И теперь он, Кирюха, вернулся. Наверно, свидеться захочет. — Если мама не желает его видеть, то и я не буду, — подумав, твердо сказала Кира. — Это, конечно, дело твое. А все ж таки жалко мне его, Павла. Ведь не случайно напротив вас поселился. Нет у него никого больше, только вы одни и остались… — Если мама не хочет, я тоже не хочу! Упрямство — это было у них семейное. Горе накрыло маленькую семью в этот же вечер. Вернувшись из института, Кира еще в прихожей удивилась омертвевшей, какой-то безнадежной тишине, царившей в квартире. И еще — едва уловимому запаху резковатого мужского парфюма и мокрым следам больших ботинок на коридорном половичке. Мама была дома, но из ее комнаты не доносилось ни звука. — Мама! Тишина. Чувствуя, как в сердце покрывается наледью холодного страха, Кира, не разуваясь, прошла в глубь квартиры. — Мама! Мама лежала на полу у кровати, прямо на полу, неловко завалившись на бок. В широко открытых глазах плескалось отчаяние, рот кривился влево, силясь что-то сказать… Левая рука, вытянувшись по полу во всю длину, слабо царапала ногтями линолеум. — Гиииии-и… — донеслось до Киры тихое-тихое, будто комариный писк. — Что ты? Что с тобой, мама?! — Гии-иии… Девушка обнимала Софью Андреевну, тормошила ее, пыталась посадить, положить на кровать, но мягкое тело болталось в ее руках, как тряпичная кукла. — Гиииии-ииии… — Что с тобой, мама, что?! Сюда кто-то приходил? Да? Ты его впустила? Он тебя обидел? — Гиии-ииии-иии… Наконец она сообразила, что надо вызвать «скорую», кинулась к прикроватной тумбочке, где стоял телефон. Накручивая номер, боковым зрением наткнулась на непривычный предмет. Машинально дотронулась пальцами — деньги! Целая пачка. Откуда?! Жили они небогато — это еще мягко сказано. — «Скорая»? Примите вызов, с моей мамой плохо. Что? Пятьдесят два года, да, женщина. Я не знаю, какая температура! Быстрее, быстрее, девушка, записывайте быстрее, мне кажется, это инфаркт! «Это» оказался не инфаркт, а инсульт. Кровоизлияние в мозг повлекло за собой необратимые изменения. Софью Андреевну парализовало, и она никогда больше не смогла говорить. О загадочной пачке дензнаков, бог весть каким образом попавшей в их дом, Кира, целиком поглощенная новыми заботами, больше не вспоминала. И лишь много месяцев спустя, внезапно проснувшись ночью, как от толчка, совершенно ясно поняла, что случилось: в тот злополучный день к Софье Андреевне приходил Павел, ее бывший муж и ее, Кирин, отец. Это он принес и оставил на тумбочке пачку с деньгами, наверное посчитав себя обязанным помочь женщине, потерявшей по его милости уважение окружающих, работу, карьеру и малейшую надежду хоть когда-нибудь выбраться из бедности. «Мама видела его, говорила с ним. Наверное, он просил прощения, но она отказалась… Тогда он достал деньги и предложил ей. И мама не вынесла этого последнего оскорбления, хотя „он“, наверное, вовсе и не хотел ее оскорбить. Он ушел, а после его ухода с мамой и случился инсульт!» — Гиии-иии… — вспомнила Кира последний звук, который слышала от мамы. И вновь увидела руку, последним усилием воли вытянутую по направлению к тумбочке. А на тумбочке лежали проклятые деньги! «Сожги!» — вот что хотела сказать дочери Софья Андреевна! Но теперь это было уже не важно. Важно теперь было — вернуть маму к жизни. Они уже начали делать успехи, вполне членораздельно произнося «Ки-ра…», «ста-кан…», когда однажды, вот так придя с работы домой, и с самого порога, еще не сняв ботинок, начиная быстро, преувеличенно-бодро разговаривать с мамой, Кира зашла в комнату и увидела, что мамы больше нет. Она умерла тихо, как уснула. — Отмучилась, болезная. Отмучилась, и тебя освободила, — говорили соседки. А Кира, стоя у гроба с окаменевшим лицом, думала: «Что же ты наделала, мама. Ведь теперь я осталась совсем-совсем одна…» Как многие до нее, Кира была уверена, что никогда не привыкнет к равнодушному холоду пустой квартиры, бьющему прямо ей в лицо, едва только она открывала дверь. И, как те же многие, привыкла. Вот и сейчас девушка немного постояла в коридорчике, не включая свет и прислушиваясь к мерному тиканью будильника в бывшей маминой комнате. Вздохнула. Скинула босоножки. Прошла в комнату — подхватила лежащий на журнальном столике пульт от телевизора. Старый — корпус перемотан изолентой. Потыкала в кнопки. — …итак, вам выпал сектор «Приз»! Что вы выбираете? — Я выбираю приз. — Отлично! Приз — в студию! Под вопли идиотического восторга, которыми старый шоумен заводил гостей программы, Кира пошла мыть руки. Крутанула кран — ручка сделала холостой оборот и зашаталась на сорванной резьбе. «О боже. Только этого не хватало. Надо вызвать сантехника… Только не сегодня!» Вытерла руки вафельным полотенцем. Посмотрела на себя в зеркало. Выщербленная, с облупившимися краями поверхность отразила бледное лицо, неряшливо подколотые волосы, бог весть откуда взявшееся пятно помады на шее, дешевую турецкую кофточку, обтягивающую полноватую для ее роста грудь… Не красавица. Даже очень-очень не красавица. Хотя черты лица правильные, без изъяна, но общему впечатлению мешает слово «чуть». Чуть больше необходимого приподнятые к вискам глаза, нос — чуть «уточкой», рот чуть крупноват, лоб чуть высоковат… «А в результате — серая внешность без всяких перспектив превращения из Золушки в Принцессу», — подумала Кира и усмехнулась, закрывая за собой дверь совмещенного санузла. |