Книга Красное платье, страница 20 – Алла Осипова

На выставке, проходившей на ВВЦ, нас заметили. Через незначительное время продажи возросли, появились свободные деньги для закупки тканей, фурнитуры и расширения производства.

Я не успевала справляться со всеми делами. Наняла менеджера. Рон одобрил это.

Какой же он зануда! Мучает меня своими бизнес-планами несколько раз в неделю. Но без него я бы не выплыла, несколько раз случались такие ситуации, когда я не могла принять правильное решение.

…Потом произошло ожидаемое, но печальное событие — умерла бабушка. Она умерла с тем же достоинством, с каким и жила. Просто уснула в кресле, шепнув перед этим Богданчику: «Будь очень хорошим мальчиком, слушайся маму… Жизнь — вечная, я уже знаю…» Богдан прибежал в кухню и стал кричать, что бабушка очень крепко уснула и не откликается. Сердце болезненно сжалось, почувствовало неизбежное.

Прощаться с близким человеком, даже стареньким и больным, очень больно. Но мне нельзя было погружаться в свои страдания, нужно было поддержать страдающую маму и Богданчика. Для него расставание с любимой прабабушкой стало вехой, после которой он повзрослел и перестал быть ребенком.

Бабушка до последних дней оставалась верна себе: не изменила своим принципам, не выбросила свой партийный билет, не отказалась от коммунистической партии, как все окружающие в период прихода к власти Горбачева и Ельцина. Она была прекрасным, светлым человеком, наполненным любовью к близким, особенно к Богдану, который стал радостью последних дней ее жизни…

Не прошло девяти дней со смерти бабушки, как приехал Рон. На этот раз он остановился в отеле «Президентский». Я рассказала ему о печальном событии, он выразил соболезнования.

— Твоя бабушка была для меня самым прекрасным учителем русского языка… Я хочу тебя увидеть. Приглашаю на ужин в ресторан отеля «Президентский».

— Но может быть, ты придешь к нам в гости? Помянем бабушку… Мама и Богдан будут рады тебе, — растерянно сказала я.

— Я прошу тебя встретиться со мной за ужином. Мне это важно. Пожалуйста, Лиза. — Голос его слегка дрожал.

— Ну хорошо, — нехотя согласилась я.

Я посмотрела на себя в зеркало. Бледное, заплаканное лицо, осунувшееся за последние несколько дней печали. Какой там ресторан, зачем он это придумал…

Через силу надела черное платье и пригладила щеткой волосы, провела кисточкой по щекам. Рон испугается меня. Это только в романах и фильмах героиня всегда прекрасна, даже в минуты глубокой печали слезы красиво блестят на ресницах и аккуратно скатываются по персиковым щечкам. В жизни все по-другому. Я очень соскучилась по Рону, но была до краев наполнена печалью.

Рон встречал у ворот. Я увидела его издалека. Он стоял одинокий, нескладный в своем добротном пальто и кроличьей шапке-ушанке. Его шея беззащитно высовывалась из-под плохо завязанного шарфа. Он ходил туда-сюда и вглядывался в густую зимнюю пургу. Ждал меня.

Я вдруг остановилась, почувствовала сильный удар куда-то в область сердца. На несколько секунд перехватило дыхание — и душу мою самым необыкновенным образом залила нежность к этому немножко несуразному, но доброму и хорошему американцу. «Он любит меня… А я, наверное, полюбила его… А как же Хорхе? Ведь я клялась ждать его вечно в этой или другой жизни… Значит, моя любовь к мужу была не вечной, а обычной, банальной любвишкой… Господи, помоги разобраться в себе! Ведь то, что я сейчас почувствовала к Рону, это и есть — благодать… Благодать?»

Рон увидел меня, просиял, почти побежал навстречу. Чмокнул меня в щеку замерзшими губами, потом отстранился и печально покачал головой:

— О, действительно, ты так измучена… Прими мои соболезнования. А я как раз последние два месяца учил русские пословицы и поговорки, хотел блеснуть перед твоей бабушкой… не успел, увы, но буду цитировать, не возражаешь?

Я пожала плечами. Пусть цитирует.

Мы прошли мимо бдительного охранника в ресторан отеля. Я чувствовала себя неловко среди нарядных, весело жующих, оживленных иностранцев, перемешанных с нашими.

Мы сели за заказанный столик, украшенный пышным букетом роз.

— Этот букет для тебя, Лиза.

— Спасибо, — равнодушно поблагодарила я Рона, — прости меня, Рон, сейчас меня ничего не радует, даже розы. Я не представляла, насколько была для меня дорога бабушка. Сейчас могу чувствовать только боль, хотя радость от встречи с тобой все-таки пробивается. Я очень рада тебя видеть, — сказала я и тяжело вздохнула.

Рон улыбнулся, покачал головой.

Мы помолчали минутку, изучая друг друга. Давно не виделись. У Рона в небогатой шевелюре появилось больше седых волос.

— Скажи, Лиза, а ты… хотела бы ты поехать в Америку? — вдруг спросил Рон.

— В Америку? Зачем? — удивилась я.

— Ну… хотя бы посмотреть, как я живу. В гости. — Рон снял очки и начал их протирать своей особой салфеткой. Его лицо без очков было трогательным и беззащитным, без очков он выглядел намного моложе.

К нам подлетел вышколенный официант. Пришлось прервать разговор. Я отнекивалась от заказа. Есть совершенно не хотелось. Однако Рон заказал мой любимый салат «Цезарь» и ягодный десерт.

— Лиза, не стоит так горевать о бабушке. Ты же знаешь, что жизнь вечная.

Я даже вздрогнула. Именно эту фразу сказала бабушка перед смертью Богдану.

— Ты же православная христианка, знаешь, что наверняка бабушка попала в Царствие Небесное.

— Да, это так, но она была нам дорога, и Богдан очень сильно переживает.

— Я предлагаю вам поехать ко мне в гости, Богдан переключится, отвлечется, в детстве горе забывается быстро, — быстро заговорил Рон.

— Нет, это совершенно невозможно! Ты сам шаг за шагом выстраивал мои дела, тренировал меня, или, как это у вас говорится, проводил коучинг, а теперь я все брошу?! А потом, я не могу оставить маму! Да и зачем нам ехать к тебе в гости?

Рон покраснел и вдруг неожиданно сказал:

— Я люблю тебя.

Я онемела. Этого я не ожидала. Мне казалось, что Рон совершенно не интересуется мной как женщиной, что мы просто друзья, ведь долгое время он не проявлял никаких чувств.

Да, он заботился о нашей семье, но мне казалось — это… просто для того, чтобы иметь каких-то друзей в России. А может быть, я просто все время сравнивала его поведение с поведением Хорхе, который с пылкой латиноамериканской страстью чуть ли не в первый час знакомства уже целовал меня и признавался в любви?

— Надеюсь, я хотя бы немного тебе нравлюсь? — спросил Рон и улыбнулся.

— Рон, это так неожиданно… Ты мне очень нравишься. Ты — мой самый лучший на всем белом свете друг.

— Только друг?

— Пока только друг, я просто… я не думала, — запуталась я.

— Не могла ты не думать. — Рон недоверчиво покачал головой. — Здесь все только и думают, как выскочить замуж за иностранца.