
Онлайн книга «Книга Страшного суда»
«Кошки тоже умирали», — вспомнила Киврин и посмотрела на Розамунду. Исхудавшее, тающее на глазах тело сотрясал озноб. — Плохи дела, — произнес Рош. — Знаю, — ответила Киврин и принялась собирать постельные принадлежности. — Велите Мейзри, пусть расстелет солому в зале. Клирик сошел вниз сам, поддерживаемый под руки Рошем и Киврин, Розамунду Рошу пришлось нести. Эливис с Мейзри раскладывали солому в дальнем углу, Агнес еще спала, а Имейн стояла на коленях там же, где и вчера вечером, стиснув перед собой негнущиеся ладони. Рош уложил Розамунду, и Эливис начала ее укрывать. — Где отец? — прохрипела девочка требовательно. — Почему его нет? Агнес заворочалась. Через минуту она вскочит и вскарабкается на тюфяк к Розамунде, глазея на клирика. Нужно что-то придумать, как-то отгородить больных от Агнес. Киврин подняла взгляд к потолку. Не пойдет, стропила слишком высоко, даже под чердачным потолком штору не повесишь. Да и нечего вешать — все имеющиеся в наличии покрывала и меха давно пущены вдело. Киврин принялась опрокидывать набок скамьи и баррикадировать ими угол. Рош с Эливис, вдвоем сняв столешницу с козел, прислонили ее к скамьям. Эливис присела у постели Розамунды. Девочка спала, на щеках ее играли красноватые отблески пламени. — Надевайте повязку, — напомнила Киврин. Эливис кивнула, не трогаясь с места, и отвела с лица дочери спутанные волосы. — Она была у моего супруга любимицей. Розамунда проспала почти половину утра. Киврин откатила святочное полено к краю очага и подложила колотых чурок. Потом откинула одеяло с ног клирика, открывая их жару костра. Чтобы уберечь от чумы Папу Римского, личный лекарь усадил его в комнате между двумя кострами — и он не заболел. Некоторые историки объясняли успех тем, что бацилла чумы не выносит высоких температур. На самом деле, вероятнее всего, костры послужили кордоном от заразных толп, но попробовать стоит. «Все стоит попробовать», — подумала Киврин, глядя на Розамунду и подкладывая еще дров в огонь. Отец Рош отправился служить заутреню, хотя время уже близилось к полудню. Колокольный звон разбудил Агнес. — Кто раскидал скамейки? — удивилась она, подбегая к баррикаде. — За эту ограду заходить нельзя, — объяснила ей Киврин, отступая как можно дальше. — Иди посиди с бабушкой. Вскарабкавшись на скамью, Агнес перегнулась через уложенный набок стол. — Вон Розамунда, я ее вижу. Она умерла? — Она сильно хворает, — ответила Киврин строго. — Тебе нельзя сюда. Иди поиграй со своей повозкой. —Я хочу к Розамунде! — перекидывая ногу через край стола, воскликнула Агнес. — Нет! — рявкнула Киврин. — Ступай к бабушке! Агнес застыла в изумлении, потом ударилась в рев. —Я хочу к Розамунде! — рыдала она, однако все-таки отошла и села рядом с Имейн. — Заболел старший сын Ульфа, — сообщил пришедший Рош. — У него бубоны. За утро слегли еще двое, и еще один днем — в число новых больных попала и мажордомова жена. У всех были бубоны или крошечные, с горошину, нарывы на лимфатических узлах. У всех, кроме мажордомовой жены. Киврин отправилась к ней вместе с Рошем. Больная нянчила младенца, ее худое острое лицо заострилось еще больше. Кашля не было, рвоты тоже, и Киврин надеялась, что бубоны еще просто не видны. — Носите повязки, — велела она мажордому. — Малыша кормите коровьим молоком. Не подпускайте к жене детей, — закончила она безнадежно. Шестеро детей в двух комнатушках. «Только бы не легочная, — молила Киврин. — Не дай им всем заразиться». По крайней мере Агнес удавалось уберечь. После строгого окрика Киврин она к баррикаде не подходила. Сперва посидела насупясь и испепеляя обидчицу взглядом, который в других обстоятельствах показался бы комичным, а потом отправилась на чердак за своей повозкой. Накрыв для нее на большом столе, Агнес стала угощать тележку праздничными кушаньями. Проснулась Розамунда. Хриплым голосом она попросила пить, и когда Киврин дала ей воды, тут же заснула снова. Даже клирик задремал, и хрипы в его груди стали потише. Киврин облегченно уселась рядом с Розамундой. Нужно выйти и помочь Рошу с мажордомовыми детьми — хотя бы проверить, надел ли он повязку и моет ли руки, но внезапная усталость придавила Киврин, не давая подняться. «Прилечь бы на минутку, — подумала она. — Вдруг какая светлая мысль в голову придет». —Я хочу проведать Черныша, — заявила Агнес. Киврин встрепенулась, пробуждаясь от навалившейся дремы. Агнес в своей красной накидке с капюшоном стояла почти у самой баррикады — насколько осмелилась подойти. —Ты обещала отвести меня к могиле моего песика. — Тише, разбудишь сестру. Агнес заплакала — на этот раз вместо оглушительного рева, служившего орудием искусной манипуляции, послышались тихие всхлипы. «Она тоже больше не может, — поняла Киврин. — Весь день одна, мы с Рошем и Розамунда ее бросили, все заняты, расстроены и напуганы». — Ты обещала! — кривя нижнюю губу, захныкала Агнес. —Я не могу тебя сейчас отвести, — ответила Киврин ласково. — Но сказку я тебе расскажу. Только тихо-тихо. — Она прижала палец к губам. — Чтобы не будить Розамунду и клирика. Агнес утерла сопливый нос. — Расскажешь про непослушную девицу? — театральным шепотом спросила она. — Да. —А тележке можно послушать? — Да. Агнес со всех ног метнулась за своей повозкой и, прибежав обратно, вскочила на скамью, собираясь штурмовать баррикаду. — Нет, ты садись на пол по ту сторону, а я сяду здесь, внутри, — остановила ее Киврин. — Я тебя так не услышу, — снова надулась Агнес. — Еще как услышишь — если не будешь шуметь. Агнес проворно сползла со скамьи и примостилась у перевернутого стола. Тележку она устроила рядом, наказав ей: «Сиди тихо-тихо». Киврин окинула беглым взглядом своих больных и тоже села на пол, привалившись спиной к столу. Снова накатила усталость. — Жила-была... — подсказала Агнес. —Жила-была в далеком-предалеком королевстве маленькая девочка. Она жила у самого дремучего леса... — Отец говорил ей: «Не ходи в лес!», но она не послушалась. — Она не послушалась, — согласилась Киврин. — Она надела свой плащ... — Красный, с капюшоном. И пошла в лес, хотя отец ей не велел. Хотя отец ей не велел. «Со мной все будет в полном порядке, — уверяла она мистера Дануорти. — Я не пропаду». — Она плохо сделала, что пошла, да? — спросила Агнес. |