Книга Книга Страшного суда, страница 139 – Конни Уиллис

— Она здесь, — уговаривала Эливис, сжимая маленькую ручонку. — Леди Катерина с тобой.

— Нет, — рыдала Агнес, осипшая, но по-прежнему громогласная. — Позови ее!

— Позову, — пообещала Эливис и растерянно оглянулась на Киврин. — Приведите отца Роша.

—Что такое?

Он соборовал Агнес сразу как только она заболела, лягающуюся и молотящую руками, будто в припадке, и с тех пор девочка его не подпускала.

—Леди Эливис, вы тоже больны?

Эливис покачала головой.

— Что я скажу супругу, когда он приедет?

Она уложила руку девочки вдоль тела, и только теперь Киврин осознала, что Агнес мертва.

Киврин обмыла крошечное тельце, превратившееся в почти сплошной фиолетовый синяк. Там, где Эливис держала ее за руку, кожа совсем почернела. Девочку будто избивали. «Так и есть, — подумала Киврин. — Избиение младенцев. Замучили и убили».

Сюрко и рубаха Агнес заскорузли от рвоты и крови, а повседневное полотняное платье давно пошло на повязки. Киврин завернула малышку в свой белый плащ, и Рош с мажордомом похоронили ее.

Эливис на похороны не вышла.

—Я должна остаться с Розамундой, — отказалась она. Розамунде Эливис ничем не могла помочь, та по-прежнему лежала будто заколдованная, и Киврин боялась, что жар как-то подействовал на клетки мозга. — И Гэвин может приехать.

Стоял сильный холод. Рош с мажордомом тяжело отдувались, опуская Агнес в могилу, и Киврин злилась, глядя на клубы пара, валившие у них изо рта. «Она ведь легче пуха. Одной рукой можно поднять», — думала Киврин с горечью.

При виде могил в ней тоже закипала злость. Погост переполнился, и все меньше оставалось места на том куске луга, который освятил Рош. Могила леди Имейн примостилась почти рядом с погостной дорожкой, а мажордомову младенцу отдельной могилы не досталось вовсе, даром что крещеный, — отец Рош разрешил похоронить его в ногах у матери. И все равно места не хватало.

«А как же младший сын мажордома? — язвила Киврин в пустоту. — И клирик? Их куда хоронить? Чума должна уносить от трети до половины населения. Не всех разом».

— Requiescat in расе. Amen, — произнес Рош, и мажордом принялся закидывать крохотный сверток комьями мерзлой земли.

«Вы были правы, мистер Дануорти, — думала Киврин с горечью. — Белое слишком маркое. Вы во всем оказались правы. Вы отговаривали меня, предрекали всякие кошмары и ужасы. Все так и вышло. И вам теперь не терпится сказать: «Я же предупреждал». Только вам это не удастся, потому что я не знаю, где переброска, а единственный человек, который знает, наверное, погиб».

Она не стала дожидаться, пока мажордом засыплет Агнес землей, а Рош закончит точить лясы с Богом. Клокоча от гнева, она зашагала через луг, злясь на всех подряд — на мажордома с его лопатой, которому лишь бы могилы рыть; на Эливис, что не удосужилась выйти; на Гэвина, что никак не вернется. Никто не идет. Никто.

— Катерина! — позвал Рош.

Она обернулась, и он подбежал, выдыхая клубы пара.

— Что? — буркнула Киврин.

— Мы не должны терять надежду, — веско заметил он.

— Почему нет? — взорвалась Киврин. — Скоро подвалит к восьмидесяти пяти процентам, а это только начало. Клирик умирает, Розамунда умирает, все перезаразились. На что я должна надеяться?

— Господь не оставил нас бесповоротно. Агнес теперь спасена, ведь она в Его руках.

«Спасена, как же. В земле. В холоде. В темноте». Киврин уткнулась лицом в ладони.

—Агнес на небесах, и там чуме ее не достать. Ибо ничто не может отлучить нас от любви Божией, ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни настоящее...

— Ни будущее, — проговорила Киврин.

— Ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь. — Рош мягко накрыл ладонью ее плечо, будто совершая помазание. — Своей любовью он послал тебя на помощь нам.

Киврин сжала лежащую у нее на плече руку Роша.

— Мы должны помогать друг другу.

Они постояли не шевелясь, а потом Рош сказал:

—Я пойду звонить в колокол, чтобы душа Агнес свободно вознеслась на небо.

—А я посмотрю Розамунду и остальных.

Эливис, якобы оставшаяся ухаживать за Розамундой, лежала на тюфячке Агнес, сжавшись в комок и завернувшись в свой плащ, не сводя глаз с двери.

— Быть может, его коня похитили бегущие от чумы, — предположила Эливис. — И поэтому он все не едет.

—Агнес похоронили, — обронила Киврин холодно, пробираясь в выгородку к Розамунде.

Та пришла в сознание. Посмотрев исподлобья на опустившуюся рядом Киврин, девочка потянулась к ее руке.

— Розамунда! — У Киврин защипало от слез в носу и в глазах. — Солнышко, как ты себя чувствуешь?

— Есть хочется. Отец приехал?

— Нет пока. — Киврин вдруг показалось, что он действительно еще может приехать. — Сейчас принесу тебе бульона. А ты лежи, не вставай без меня. Ты очень сильно хворала.

Розамунда послушно закрыла глаза. Они выглядели менее запавшими, хотя под ними по-прежнему темнели синяки.

— Где Агнес? — спросила она.

— Спит, — ответила Киврин, отводя со лба девочки спутанные волосы.

— Хорошо. А то уморит всех своими криками и беготней.

—Я схожу за бульоном. Леди Эливис, у меня добрые вести! — воскликнула она радостно. — Розамунда очнулась.

Эливис приподнялась на локте и рассеянно посмотрела на дочь, словно думая о другом, а потом снова улеглась.

Киврин встревоженно пощупала лоб Эливис — теплый. Правда, у нее самой руки холодные с улицы, не поймешь.

— Вы больны?

— Нет, — ответила Эливис так же рассеянно. — Что я ему скажу?

— Скажете, что Розамунда поправляется.

Теперь Эливис, кажется, вняла. Поднявшись с тюфяка, она села рядом с Розамундой. Но когда Киврин вернулась из кухни с бульоном, Эливис уже снова скорчилась на тюфячке Агнес под меховым плащом.

Розамунда спала — обычным, не мертвым сном. Восковая желтизна растаяла, хотя скулы по-прежнему остро торчали под натянутой кожей.

Эливис тоже заснула — или притворилась спящей. Клирик, пока Киврин ходила за бульоном, успел сползти с тюфяка и наполовину перелезть через заграждение. Когда она попыталась стащить его обратно, он замолотил руками. Пришлось звать отца Роша, чтобы тот его утихомирил.

Правый глаз его начал вытекать, разъедаемый чумой изнутри, и клирик отчаянно пытался его выцарапать.

— Domine Jesu Christe, — орал он, — fidelium defunctorium de poenis infermis!

Господи Иисусе Христе, избави души верных от мук адских.

«Да, — поддержала Киврин, пытаясь ухватить судорожно царапающие руки. — Избави его побыстрее».