Онлайн книга «Те, которые»
Ладно, я все-таки мужчина. Мне нужно сказать то, что понятно уже обоим. – Вы… тоже? Она тоже. И она боится, что ошиблась. Наверное, она тоже пару раз ошибалась, как и я. – Что… тоже? Отражение моей фразы, точно так же, как и она сама – отражение меня. Два слова, разделенные паузой в полторы секунды. Нет, надо с этим кончать. – Я… я блуждающая душа, – смотрю в свое отражение, как в зеркало. – Я переселяюсь из тела в тело. Меняю оболочки. В это, – небрежно указываю на себя, – я вселился… – Неделю назад посреди лекции, – сказала она. И сразу стало легче. Хорошо, что мы сидим. Ноги ватные. – А я здесь уже год. Сначала мне показалось, что она улыбается, но оказалось, что рот скривился не перед хохотом, а перед плачем. * * * Мы проговорили три часа подряд, быстро, захлебываясь, перебивая друг друга и перехватывая мысль. Мысль была одна на двоих. «Наконец-то! Наконец-то есть еще кто-то!» Мы болтали, как два друга детства, или два однополчанина, или разлученные в детстве близнецы, или… Нет, все эти сравнения хромают. Ближе всего такое: мы говорили, как умалишенный, обнаруживший в палате зеркало, болтает сам с собой. Ничего нового мы друг другу не сказали, да и сказать не могли. Ведь мы были одним и тем же существом, разделенным зачем-то надвое. Отличия удалось выявить лишь самые незначительные. Например, я меняю тело раз в два-три года, а то и чаще, а она гостит в оболочке лет по пять-семь. Она лучше помнит прошлое, зато я быстрее осваиваюсь на новом месте. Так что мы повторяли все то, что было и нам самим известно, но ничего более захватывающего мы в жизни не слышали. Мы бы продолжили болтать и дальше, но нас прервали. Молодая дама, скорее всего, из деканата философского факультета, нарушила наше уединение. Коротко постучав, она тут же вошла и зачастила со скоростью хорошо смазанного пулемета: – Надежда Петровна, Александр Иванович просил вас… И тут в ее пулемете заело ленту. Дамочка застыла на полуслове с приоткрытой челюстью. Надежда нахмурилась и переспросила: – Что с вами, Леночка? Что он просил передать? Леночка из столбняка вышла, но ответить не удосужилась. – Я потом зайду, – пробормотала она, развернулась и вышла, даже не покачивая худыми бедрами. – Чего это она? – удивился я. Надежда пожала плечами, потом посмотрела на стол перед собой и вдруг рассмеялась. Я проследил ее взгляд и поддержал веселье – мы сидели, крепко схватив друг друга за руки. – Ты женат? – спросила она деловито. – Нет. Я с мамой живу. Но в двушке. – Это хорошо. Я-то замужем… Она нахмурилась, но я понял, что речь идет не о трагедии, а всего лишь о проблеме. Надя сейчас сожалеет не о муже, которого придется бросить, а о времени, которое придется на это потратить. Уже в машине я поинтересовался: – А кто муж? – Хороший человек, – Надя ловко выруливала с универской парковки. – Проректор по хозчасти. Ничего, разберемся. Твоя мама как отнесется, если я сегодня перееду? Я поскреб подбородок. М-да… Мама, мягко говоря, будет удивлена… Ничего, сердце у нее, кажется в порядке. Сосуды пошаливают, но не настолько, чтобы наш разговор закончился инсультом. – Я подготовлю, – пообещал я. – Она вообще-то добрая. – Расскажи про нее поподробнее, – попросила Надя. * * * Мама очень долго не могла поверить, что я не шучу. А когда поверила, села на табуретку и замолчала, тупо переводя взгляд с одного предмета интерьера на другой и мусоля в руках носовой платок. – Она молодая? – жалобно спросила мама. – Ну… не соплюха… немного старше меня. Мама прижала платочек ко рту. – Ой, – сказала она. Я обнял маму и пообещал, что Надя ей понравится. Что если не понравится, я ее выгоню. Что все будет хорошо. Что у нее самый умный сын в мире. – Это в математике ты умный, – безнадежно сказала мама. Надя позвонила в дверь уже ближе к одиннадцати. Затаив дыхание, я открыл дверь… и вдох застрял внутри, не сменившись выдохом. Перед дверью стояла очень испуганная молодая женщина, сжавшаяся так, чтобы при любом резком движении или окрике броситься наутек. – Это моя Надя, – сказал я и повернулся к маме. Мама рассматривала мою половинку с жалостью. Может быть, она и собиралась изобразить вежливое отчуждение или даже угрозу, но как можно угрожать маленькой бедной собачке, которая, дрожа от холода, просится в тепло. – Вы проходите, – сказала мама, – я сейчас чайку соображу. Потом мы сидели за столом и пили чай. Надя краснела так естественно, что меня завидки брали. Краснела и поглядывала на меня каждый раз, когда собиралась что-то сказать. Вроде как разрешения спрашивала. Мама незаметно для себя перешла на ты и все ругала меня, что я раньше их не познакомил. – А я-то думаю, чего это он свою Валеру… Ой! – мама торопливо прикрыла рот рукой и принялась шарить по столу. – Тут где-то варенье смородиновое, там витамины. Я рассмеялся: – Да ладно, мам, тоже мне, тайна, – я повернулся к Наде. – Это моя бывшая девушка. Мы с ней расстались сразу… после прошлой лекции. Надя робко улыбнулась и спрятала лицо большой чашкой с пляшущими Козерогами. «Мама ей папину чашку выделила, – сообразил я. – Отлично!» – Я ведь тоже замужем была, – сказала Надя из-за чашки. Мама чуть-чуть напряглась: – А детки у вас есть? Надя покачала головой с непередаваемой печалью. Честно говоря, мне показалось, что эту печаль она не играет. – Муж не хотел. Но я еще молодая, так что, – короткий вопросительный взгляд на меня, – если Леша не будет против… И она зарделась, не договорив, как гимназистка на уроке анатомии. – Конечно, – мама подперла голову рукой, – хорошо бы внуков дождаться. Мы сделали еще по глотку, и вдруг мама всхлипнула. От неожиданности я едва не пролил чай. – Мама! – Ничего-ничего! – мама замахала на меня рукой. – Это я от счастья… Думала, уж не дождусь… Всхлипы удвоились. Я удивленно покосился на Надю, которая тоже сидела с глазами полными слез. – Пойду-ка я постель организую, – решил я. Меня никто не остановил. В спину мне потянулся тонкий женский вой. * * * Мы лежали обнявшись. Нам было так удобно, как будто наши тела специально изготавливали с учетом неровностей друг друга. |