Онлайн книга «Хрустальный шар»
|
– О молодежи могу сказать, – измученным голосом сказал Осецкий, доставая из автомобиля свернутые в трубку чертежи. – Напишите, будьте любезны, чтобы дети не бросали ветки и веревки на провода высокого напряжения, потому что может случиться большое несчастье. – Но я о восстановлении. – Если их убьет током, чего стоит все это восстановление? – Да я же не об этом… Это неуместно, во вступительной статье нужно обозначить позитивные достижения и… – Не делай из мамы панорамы, господин пресса. Позвони своему шефу, чтобы он выставил тебя за дверь и прислал к нам кого-нибудь поумнее, – быстро добавил шофер. Репортер со злостью поправил кепочку и рысью побежал в направлении какого-то местного сановника. Осецкий направился к дверям, но от голода или усталости у него закружилась голова. Мисько заметил это, а потому остановил уже начавшую двигаться машину, выскочил и поддержал инженера. – А ведь вы за весь день ни крошки не съели, – заметил он толково и помог инженеру подняться наверх. В квартире он тут же принялся хозяйничать. Поставил кипятиться воду на чай, нарезал хлеба и даже открыл банку с фасолью от ЮНРРА [158] , которую инженер давно считал безвозвратно утерянной. Сдобрив аппетитное блюдо топленым салом, Мисько вернулся в комнату. Инженер сидел на стуле и мурлыкал. «Как бы парень не свихнулся от этой работы», – мелькнуло в голове у Мисько. – Ну, господин инженер, перекусите? – Что? А, хорошо, спасибо. И опять начал мурлыкать. – Что вы так мурлычете? – спросил обеспокоенный Мисько. – Подшипники скольжения ни к чему, – ответил Осецкий, всматриваясь стеклянным взором в потолок. Вдруг подскочил и божественно улыбнулся. – Только Митчелл. Да-да! Подушки Митчелла. – Что? Осецкий заметил испуганную мину шофера и вдруг рассмеялся. – Вы подумали, что я спятил? Нет, вы знаете, этот вал ведь нужно подвесить, потому что при такой длине он не может обойтись без поддержки. Вот именно это я сейчас и обмыслил. Все сделаем своими силами, в мастерских. Вы что-то говорили о фасоли, мне сдается? После ужина они закурили. Шофер внимательно осмотрел интерьер комнаты. Его внимание привлекли стопки книг на стульях и у стены. – Добыча? – спросил он с пониманием, поднимая лежавшую на полу большую немецкую техническую книгу. Инженер немного смутился. – Столько везде лежало, а я очень люблю книги… – Да, их полно валяется по углам. Все только ценности высматривают да сервизы на двадцать особ. Книги – хорошая вещь, – добавил он, подумав, и отложил толстый том. На столе лежал конверт. Инженер заметил его, разорвал и прочитал письмо, написанное на превосходной тисненой бумаге. Мисько чуть приподнял брови. Осецкий усмехнулся. – Мой хозяин, немец, которому принадлежит дом, собирается уезжать и просит меня присмотреть за мебелью. – Мерзавцы! Думают, что вернутся. Ох, немцы, немцы, – сентиментально изрек Мисько, – когда пришли, сразу бефель [159] на стенку, что можно, чего нельзя, сразу номерок, табличка, бумажки. Он налил себе водки, выпил и меланхолично произнес: – Даже на тот свет поставили указатели. В крематории, и там были. Брата у меня убили, мать их так. А через минуту продолжил: – Говорят, что в Швеции хоть бриллианты на улице рассыпь – никто не возьмет. Такая честность. Но наш народ тоже неплохой. Не люблю, когда кто-то чужих хвалит. У каждого свои тараканы в голове. – А русских любите? – спросил Осецкий, которого выпитая водка разморила, погрузив в теплое блаженство. – Русских я знаю. Когда шли на Львов, я как раз был в командировке. Мои фрицы сразу драпанули, потому что машина сломалась. Дифференциал полетел, отремонтировать нельзя было. Я пошел пешком и оказался на какой-то станции. Люди говорят, что это уже Советы. Я жду на станции, может, какой поезд до Львова? А на мне такой немецкий, клеенчатый плащ. Вдруг кто-то кричит сзади: «Стой!» Гляжу, а это чубарик [160] . ПТИ на меня наставил и спрашивает, откуда я. «Да откуда я могу быть, – говорю, – из Львова». А он: «Львов немецкий, а ты тут, – значит, ты шпион. Надо расстрелять». Вижу, что я попал. «Товарищ, – говорю, – да я сюда попал случайно, не хотел, я думал, может, поезд какой будет или что». А он мне: «Шпион!» – «Да я вас искал, – говорю, – а вы меня хотите укокошить?» И так мы переговариваемся: я ему «товарищ», а он мне – «шпион». Наконец я разозлился и говорю: «Что ты меня обижаешь, что я германский шпион, да чтоб этих германцев черти взяли!» А он смотрит на меня, смотрит и говорит: «А чаю хочешь?» – и сразу, как смена пришла, пошли мы к нему на чай, ну и водка была, понятно. Закончив свой рассказ, Мисько помыл посуду и заметил, что пора уже спать. – Пригодилась бы вам женщина в доме, – сказал он, проводя пальцем по столу, на котором осталась светлая, очищенная от пыли полоса. – А вам? – улыбнулся инженер. – Я помолвлен, – с напускной серьезностью сказал Мисько, стряхивая невидимую пылинку с манжеты. – Что вы говорите? Поздравляю! А можно узнать, кто является счастливой избранницей? – Можно. Это дочь почтмейстера; наверное, вы ее помните с того вечера, когда я этого мерзкого гада, этого Грищука в кутузку спровадил. – Помню, помню, но… так вы уже помолвлены? А родители? – спросил любопытный Осецкий и тут же прикусил язык, но Мисько ничуть не обиделся. – Это мама, что ли? Тут особо говорить не о чем. Я со всеми любезный, кто со мной любезный. Если мамаше что-то не нравится, пожалуйста – вот Бог, а вот порог. Зоська со мной, и старый тоже. – И старый? – Конечно. Вы что, думаете, что шофер как перед войной? Сирота без отца, без матери? Нет, кончились те времена. – Я очень рад, – сказал Осецкий. – Поздно уже. Не стоит вам идти. Переночуйте у меня, хорошо? – Не беспокойтесь. Я возьму в прихожей сенник. Нападение
Это были времена, когда на дальних предместьях Млынова царили странные обычаи. Уже ближе к девяти часам вечера, а в зимнюю пору и раньше, все жители спешили разойтись по домам. Со всех сторон доносился глухой стук: это хозяева запирали свою скотину в конюшнях и коровниках, укрепляя двери тяжеленными засовами и ломами, навешивая на них огромные, специально выкованные висячие замки. Затем под аккомпанемент лая и воя спускали собак с цепей. |